Ай-ай-ай, спасите-помогите! Не могу ни взад ни вперёд!(с)

[амитей]

Воскресный вечер подкрался внезапно, как слонопотам))))
и сегодня у нас цитаты из мультфильма про замечательного медведя и всех-всех-всех))
.

.

+15

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

и небольшой философский бонус с внезапным объяснением неторопливости нашего ангела)))

@темы: !разное, творчество: другое, категории: юмор

---

фандомная неделька

[Lucifer is my pet]

Приём заявок состоится завтра, 6.10, начиная с 18:00 по Москве (и ориентировочно до 23:00), в этом сообществе

запись создана: 29.09.2019 в 23:43

@темы: !реклама

---

Ineffable box

[. white fawn .]

Размер около 8см. Акварель, акрил, тушь, бумага, непостижимая любовь к фандому ))

+3 коробочки

+10 богатого внутреннего мира =))

@темы: творчество: другое, категории: джен, категории: флафф, supernatural beings: Aziraphale, supernatural beings: Crowley, x: Aziraphale/Crowley, категории: АU, рейтинг: G

---

Клип "Счастье" (Good Omens)

[Pheeby]

Название: Счастье
Канон: Good Omens
Автор: Pheeby
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Кроули/Азирафаэль
Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: PG
Исходники: видео: сериал «Благие знамения»; аудио: Валерий Золотухин - "Разговор со счастьем" (из к/ф "Иван Васильевич меняет профессию")
Продолжительность и вес: 02:30, 93 Мб

@темы: творчество: фанвидео, категории: юмор, категории: романс, категории: слэш, x: Aziraphale/Crowley, рейтинг: PG

---

Своя сторона

[Катть.]

Название: Своя сторона
Автор: Катть.
Размер: Макси
Канон: Благие знамения (сериал)
Пейринг/Персонажи: Кроули, Азирафаэль, Хастур, ОМП, эпизодически Гавриил, Вельзевул, Анафема Гаджет, Адам Янг и другие.
Категория: джен (хотя кто-то, возможно, увидит пре-слэш, так что окончательная категория на усмотрение читателей).
Жанр: драма, экшн, хёрт/комфорт, броманс, агнст.
Рейтинг: R
Статус: в процессе
Краткое содержание: Кроули и Азирафаэль всегда знали, что ничего еще не закончилось. По крайней мере, знали с того дня, когда взялись за руки, возвращая друг другу «взятые взаймы» лица. Каждый из них понимал, что рано или поздно Ад и Рай потребуют от них расплаты за предательство. Они лишь не думали, что это случится так скоро. Когда эмиссары Ада похищают Азирафаэля, Кроули встаёт перед выбором: спасаться самому или попытаться вырвать из лап смерти своего ангела.
Примечание/Предупреждения: Текст получается довольно жёсткий и тяжёлый в эмоциональном плане. Я категорически обещаю хэппи-энд для всех))) Но при этом тут будет описание ранений и пыток (не слишком графичное, но всё же), физические и душевные страдания, казнь, возможно, ещё какая-нибудь жесть впоследствии вылезет. Чего не будет точно - так это секса))). Так что считайте, что я вас предупредила.
Читать на Фикбуке
Читать на АОЗ

Глава 1

Дождь начался на закате, опять дискредитировав метеослужбу, обещавшую ливень к часу пополуночи. Первые тяжёлые капли рухнули на землю, словно крошечные водяные снаряды, распугивая скорбящих родственников и редких в этот час посетителей маленькой часовни при старом кладбище. Всего спустя несколько минут последние из прихожан — небольшая семья, одетая в траурные цвета — неохотно оставили свежую могилу и с почти неприличной торопливостью потянулись к воротам, за которыми ожидал пассажиров потрёпанный форд. Одна из них, средних лет женщина с заплаканными глазами, оглянулась на неподвижно стоящего в двух шагах от ворот хмурого долговязого парня — казалось, что-то привлекло её внимание. То ли напряжённое, застывшее в болезненно-кривой гримасе, лицо с закушенной губой, то ли чёрные очки, непонятно зачем нужные в такую погоду, то ли странная, обтянутая чем-то вроде змеиной кожи большая корзина для пикника, даже на вид выглядящая вызывающе дорогой… Мгновение — и молодая вдова, забыв о случайной встрече, захлопнула за собой дверь авто. Форд, выплюнув облако едкого дыма, с кряхтением двинулся прочь.
Кроули проводил взглядом раздражающе медленно ползущий автомобиль. Скривился, подавляя приступ раздражения вкупе с острым желанием устроить маленькое демоническое чудо, которое заставило бы эту старую консервную банку хотя бы раз в своей жизни развить скорость, приближенную к нормальной. Глубоко, заставляя себя не срываться на судорожный всхлип, вздохнул. Рука, почти против воли, скользнула за пазуху, бережно погладив спрятанное под одежной мягкое перо — когда-то лебяжье-белое, а сейчас густо залитое алым, успевшее уже задубеть. Пальцы вздрогнули, в который раз нащупывая обломанный край стержня. Кроули с трудом подавил бессознательное желание стиснуть кулак, вцепляясь в последнюю связь с ангелом. Пинком отбросил прочь мучительные, обжигающие не хуже святой воды воспоминания. Не сейчас. Если он даст волю своему отчаянию, то просто рухнет прямо здесь, рассыплется пеплом, погребённый под непосильным грузом горя и вины.
Демон почти сверхъестественным (или, скорее, снизъестественным) усилием воли убрал руку от измятого пера, почти с агрессией засовывая её в карман брюк, подальше от соблазна. Перевёл взгляд на гостеприимно распахнутые ворота церкви. В конце концов, это не так уж страшно, верно? Немного больно — хорошо, очень, очень больно, но не настолько, чтобы он не смог выдержать, верно? В конце концов, ему уже приходилось гулять по освящённой земле. В любом случае, где ещё можно найти святую воду, не обращаясь к чрезмерно щепетильному и слишком уж обеспокоенному его безопасностью ангелу?
Последняя мысль была излишней. Грудь опять рвануло тупой, обжигающей, словно адский огонь, болью, горло сдавило. Перед глазами вновь мелькнули изломанные, опалённые перья, безжалостно вырванные из белых крыльев. Он закусил губу, чувствуя, как бессильный жалкий скулёж рвётся из глотки. И, сглотнув, через силу сделал шаг вперёд.

* * *
Конечно, это была их ошибка. Они непозволительно, непростительно расслабились, за полгода не получив ни малейшего намёка на то, что их бывшие стороны продолжают что-то планировать против них. Ни единого отблеска чужих белых крыльев, ни малейшего запаха серы…
О, нет, разумеется, они знали, что ничего еще не закончилось. Всегда знали. Ну… По крайней мере, с того дня, когда взялись за руки, возвращая друг другу «взятые взаймы» лица. Они были не настолько наивны, чтобы поверить, что их оставят в покое! Нет, это было бы слишком хорошо. Ни Ад, ни Рай не простят. Не после того, как они сорвали готовящийся тысячелетиями Армагеддон. И тем более, не после того, как они заставили высокое (или низкое, разумеется) начальство испугаться до икоты их неожиданной, такой невероятной и такой дерзкой неуязвимости. Это всего лишь передышка, а не конец войны. Они оба знали это. И оба, не сговариваясь, решили просто жить, пока есть такая возможность. Не терять бдительности, но и не оглядываться на каждом шагу, подозревая каждого встречного в работе на больше-не-их стороны. В конце концов, у них, возможно, было не так уж много времени, чтобы насладиться свободой и всеми прелестями нового существования, в котором им больше не нужно было скрывать свою дружбу.
Каждый из них, втайне от другого, боялся того, как именно закончится их новая жизнь (увы, надежды на то, что отвратительное слово «когда» можно без опаски заменить на «если», не было ни у одного из них). Каждый выглядел бы по-настоящему оскорблённым, заподозри другой, что его мысли не так безмятежны, как он старается показать. И каждый (разумеется, с полной уверенностью в том, что другой даже не догадывается о его тревогах) готовил собственный путь отступления, если Небеса или Ад, или оба сразу, вспомнят об отступниках и решат повторно призвать их к ответу. Проще говоря, у каждого был план на случай катастрофы, и запасной план, если первый не сработает, и запасной план на случай, если не сработает первый запасной план, и… Словом, оба были уверены, что готовы к любым неприятностям.
И оба ошиблись.
В тот день Кроули, как обычно, приехал к книжному магазинчику в Сохо ближе к вечеру, планируя чудесный неторопливый ужин в Ритц, а после, быть может, ещё более приятную ночь в компании ангела и двух… трёх… некоторого количества бутылок «Шато Лафит» 1865 года, добытых почти законным путём.
…Первым, что он почувствовал, был резкий, ужасающе свежий запах серы. (Потом, позже, когда невидимая рука отпустит колотящееся прямо в горле сердце, а слепое, раздирающее на части отчаяние сменится глухой тоской, он поймёт, что на самом деле запах серы был вторым, что он почувствовал. Первым было тягостное, сосущее чувство под рёбрами — словно внутри вдруг образовалась крошечная чёрная дыра, перемешивающая и затягивающая в себя внутренние органы, которым не посчастливилось оказаться поблизости. Чувство, которое он не хотел узнавать. Потому что это значило, что его мир снова рухнул намного глубже, чем самые нижние уровни Ада, и прятаться на Альфа Центавре больше не имеет никакого смысла.)
А потом он метался по опустевшему, разгромленному магазину, срывая голос в отчаянных мольбах, проклятьях и угрозах. Пытался отследить исчезающий буквально в воздухе (если бы в воздухе, Сат… Гос… кто-нибудь его побери!) след. Перерывал любовно собранные Азирафаэлем книги в попытке найти хоть что-то, что поможет ему найти способ вырвать ангела из лап своих бывших соратников. И снова звал, в каком-то слепом, исступлённом отчаянии пытаясь докричаться до Неё, понять, потребовать у Неё ответа — ведь не может быть в Её планах то, что случилось с его ангелом, не может же?..
Потом…
Потом была ночь, которая ни в какое сравнение не шла ни с попыткой сожжения на Небесах, ни с Потопом, ни даже с Падением, прежде занимавшем почётное место в его личном рейтинге очень плохих дней. Пожалуй, он начал думать, что тот опыт был вполне приятным, в сравнении с этой чёр… адс… в сравнении с агонией этих бесконечных часов, которые ни на шаг не приблизили его к спасению Азирафаэля. Которые — (время! Проклятое время! Он ненавидит время, теперь, с этой ночи — ненавидит!) — с каждым движением стрелок уносят Азирафаэля всё дальше и дальше от него. Уносят его — их обоих — от жизни.
А потом было утро, и стук в дверь, и служащий почтовой службы с небольшой картонной коробкой… Он не помнил, как расписывался за получение (расписывался ли вообще?). Не помнил, как дошёл до стола, как бездумно смахнул на пол бесполезные, бессильные найти Азирафаэля книги, как дрожащими руками сорвал скрепляющую ленту…
Ничего не помнил, кроме горсти изломанных длинных перьев, неопрятной грудой сваленных в коробке. Длинных, белых, слишком хорошо знакомых перьев, грубо смятых чьей-то жестоко рукой. Перьев, когда-то лебяжье-белых, а сейчас буро-алых, с редкими пятнами грязного весеннего снега. В голове бездумным рефреном билось отчаянное, бессмысленное: «нет-нет-нет, только не это, только не так, нет-нет-нет…».
Потом был день, очень долгий, очень суматошный, очень тяжёлый день. И каждое движение секундной стрелки на старинных, нежно любимых Азирафаэлем часах пронзало, подобно освящённому оружию, по капле выжигая то, что осталось от души демона, не то чтобы особо павшего, но скатившегося по наклонной в самую глубокую пропасть отчаяния, какая только могла существовать. Он испытал настоящее, приправленное злобой облегчение, когда они наконец (ты же не думал, что я буду заводить твои чёртовы ходики, ангел?!) остановились.
Потом был вечер. И дождь, оправдывая дурную славу лондонских синоптиков, пролился на три часа раньше предсказанного.

Глава 2

Если и было в христианских церквях что-то, что раздражало Кроули больше, чем навязчивый тошнотворный запах ладана и лицемерные прихожане, уверенные, что посещение мессы гарантировано спасёт их от Ада, так это отвратительная манера освящать всё, что под руку попадётся. Каждый чёртов сантиметр чёртовой земли, словно они каждый день ожидали массового нашествия демонов! Какими нужно быть параноиками, чтобы осенять благодатью даже могильные камни?!
Он сдавленно зашипел, отдёргивая руку от очередного памятника, о который (плохая, плохая, очень плохая идея!) попытался было опереться и, проклиная сквозь зубы чёртовых святош, заспешил дальше, стараясь как можно реже соприкасаться обожжёнными ногами с утоптанной кладбищенской землёй. Если только он не ошибся с картами…
Старинный склеп, фамилию владельцев которого он забыл чуть ли не раньше, чем прочитал, почти выпрыгнул из-за мутной стены дождя, и Кроули с облегчённым стоном ткнул пальцем в сторону запечатанных дверей, не заботясь уже о том, чтобы действовать тихо. Кто, в самом деле, может услышать что-нибудь в таком шуме? Грохот расколовшегося замка слился с громовым раскатом, и Кроули, зашипев, скользнул внутрь, изо всех сил стараясь даже сквозь одежду не касаться к тому, что осталось от каменных дверей склепа.
На то, чтобы вытащить из корзины джутовый коврик с нанесённым прямо на него символом адских врат, потребовалось всего несколько секунд. На то, чтобы нашарить глухо звякнувшую полупустую сумку и перекинуть ее ремень через плечо — ещё столько же. Полминуты спустя он уже бежал к темнеющей на краю кладбища церкви. Ступни жгло уже почти нестерпимо, каждый шаг, казалось, вгонял раскалённый гвоздь до самых колен, заставляя неловко поджимать ноги в невольной попытке убежать от боли и тихо шипеть сквозь зубы. Он очень надеялся, что в этой церкви (на поиск которой, возможно, не единственной, но первой полностью подошедшей для его цели, ушло почти пять часов бешеной гонки по городу) работают не совсем помешанные на своей вере фанатики, и хотя бы скамьи окажутся не освящёнными. Ведь это глупо — освящать скамейки, на которых будут сидеть немытые потные люди, а кто-то, возможно, даже портить воздух?
На то, чтобы добраться до дверей церкви, потребовалось немногим больше минуты. Кроули и вдвое меньше было бы достаточно, чтобы проклясть всё на свете и начать выть уже в голос. Он всерьёз начал задумываться, осталось ли на ногах хоть немного не кожи уже — хотя бы мышц, или освящённая земля уже прожгла его до самых костей? Поскуливая от боли, он почти ввалился в приоткрытую дверь, изо всех сил стараясь не споткнуться и не растянуться на обжигающем святостью полу. В два приплясывающих шага добрался до первого ряда скамей. И, не в силах больше терпеть, бездумно рухнул на ближайшую, судорожным жестом поджимая ноги к животу. И с запоздалым уколом ужаса представляя, что будет, если местный священник, все-таки, окажется помешанным фанатиком.
...Будь он ангелом (или просто человеком — словом, не кем-то вроде него, кому по определению не стоит верить в божественное милосердие), он бы наверняка вознёс благодарственную молитву и уверился, что Небеса сегодня на его стороне. Скамейка не была освящена. А запах ладана оказался не таким плотным, как он ожидал, вызывая лишь неприятную щекотку в горле, а не острый приступ удушающей тошноты. Он со стоном откинулся на спину, в изнеможении закрывая глаза. Минута отдыха. Для Азирифаэля, если он ещё жив, это уже ничего не изменит. Ему нужно перевести дыхание. Иначе не хватит сил. Ни на задуманное, ни на… да ни на что, в общем. Даже на то, чтобы выбраться отсюда раньше, чем пропитавшая сам воздух благодать превратит его в горстку пепла.
Спустя несколько минут он со стоном сел, цепляясь за спинку скамьи и с мрачным сарказмом размышляя о том, можно ли считать испачканное грязными ногами сиденье грехом, и что подумает о поздних прихожанах местный священник, когда придёт готовиться к утренней службе. Невольно потянулся было к туфлям, в последний миг сообразив, что рассматривать ожоги сейчас, когда до прощания со святой землей еще чертова прорва времени, не самая хорошая идея. Со стоном ткнулся лбом в колени, изо всех сил стараясь не представлять того, что ждало его дальше. Но секунды уходили, утекали в пустоту, почти ощутимо оседая на пальцах липкой тёплой кровью, и после мгновения слабости и жалости к себе демон зло скривился и неловко перекинул сумку на грудь. Расстегнув молнию, он с внутренним содроганием нащупал внутри полдюжины пустых стеклянных флаконов. Отпихнул в сторону небольшой носатый ковшик на длинной ручке. Вытащил высокую, до локтя, химическую перчатку из чёрной резины (одна? Почему одна?). Долго не мог найти вторую, успев оцепенеть от мысли, что в спешке забыл её дома и придётся… придётся... Наконец, пальцы наткнулись на плотный латекс, и Кроули, облегчённо всхлипнув, принялся натягивать перчатки на руки.
Какой-то частью сознания он боялся, что в любую минуту в церковь зайдёт поздний прихожанин или просто прохожий, решивший поискать здесь укрытия от непогоды. Или священник услышит подозрительные звуки и пойдёт проверить свои владения. Или случится ещё что-нибудь, абсолютно неожиданное и такое же неуместное. Что он будет делать в этом случае, демон пока не придумал, решив справляться с проблемами по мере их появления. Пока что всё шло по плану (он называл приличную цепь безумств, которые твёрдо решил совершить, «планом» с упрямством, достойным лучшего применения, несмотря на то, что с некоторых пор ненавидел это слово, тем более что память о том, как легко этот план может пойти ко всем чертям, была очень свежа).
…Опускать ноги вниз, на обжигающий пол, чудовищно не хотелось, и Кроули всерьёз задумался над возможностью добраться до чаши со святой водой прямо по скамейкам. Идея была заманчивая (и до чёртиков неправедная, а значит, по определению, чудесно подходящая ему), так что колебался Кроули недолго. Застегнув на всякий случай сумку, он с трудом, стараясь не обращать внимание на ощущение сползающей с костей плоти, встал на ноги и неловко переступил на стоящую впереди скамью. Полтора десятка шагов, и он почти напротив каменной чаши, до краёв наполненной святой водой. Он поколебался на мгновение. При одной мысли о раскалённом камне внизу к горлу подкатывала дурнота, а сердце начинало заполошно колотиться прямо в горле, словно тоже мечтало убраться подальше от чёрто… в смысле освящённого пола. Кроули обречённо выругался. Прикусил дрожащую губу. И, усевшись на скамью напротив чащи, неохотно опустил ноги. Сдавленный крик вырвался против воли — от ступней буквально ударила вверх раскалённая волна. Он судорожно поджал ноги, всхлипывая от боли, с которой уже почти не было сил бороться. Вцепился обеими руками в спинку скамьи, с ужасом представляя, что с ним будет, если он ещё даже не встал, просто — прикоснулся к освящённому полу…
А миг спустя вдруг вспомнил: острый запах серы, рассыпанные по столу окровавленные перья, обломанное у самого опахала первостепенное кроющее, жестоко изломанное в нескольких местах… Ладонь, словно без приказа разума, судорожно прижалась к груди, словно пытаясь нащупать сквозь одежду спрятанную возле сердца частичку Азирафаэля.
…Как он оказался у чаши, Кроули не вспомнил. Только почувствовал солёный вкус во рту, машинально слизнув с губы тёплую струйку. И потянул молнию, нащупывая в сумке ковшик. Главное — не делать резких движений, чтобы вода не плеснула мимо…
Освящённый пол, судя по уровню боли, прожёг кожу на ногах вместе с мышцами, и теперь грыз голые кости. По крайней мере, ощущения были схожие. Демон тихо застонал, измученно прикрывая глаза. Нет, все-таки его идея в семидесятых была куда умнее…
…Измятое перо за пазухой мягко щекотало кожу, и если немного напрячь воображение, можно было представить, что Азирафаэль стоит совсем рядом, обнимая и защищая его белым крылом…
— Ладно, — прошипел Кроули, сглатывая вместе с горькой густой слюной рвущийся из горла стон. Тряхнул головой и трясущейся от слабости рукой вытащил из сумки один из стеклянных флаконов. — Это не должно быть слишком сложно…
В самом деле, вряд ли это могло быть труднее, чем прокатиться на горящем бентли сквозь охваченную адским пламенем трассу. Ведь не могло?..
* * *
Азирафаэль не помнил, как долго уже находился здесь. Боль — оглушающая, лишающая сил, туманила разум, тянула его на некое метафорическое дно, мешая сконцентрироваться хоть на чём-нибудь, кроме ощущения горящих, словно огнём, крыльев, бессильно распластанных за спиной, и удушающего марева всепоглощающей ненависти, что смыкалась вокруг него плотным коконом, не оставляя сил даже дышать. Разумом он понимал, что, должно быть, прошли часы, быть может, несколько дней с тех пор, как несколько появившихся словно из неоткуда демонов навалились на него, заламывая за спину руки, а потом и неосознанно выпущенные в зримый план крылья. Но это понимание слабо помогало. Ему казалось, что он лежит здесь уже целую вечность, не имея сил подняться и пытаясь расправить хоть немного поудобнее то, что осталось от искалеченных крыльев. Целую вечность, в которой нет и никогда не будет ничего, кроме выматывающей, бесконечной агонии, вкуса собственной крови во рту и тяжёлого, придавливающего к холодному полу ощущения чуждой, медленно вымораживающей душу жестокой мощи. Где-то там, наверху, было (было ведь? Он помнит…) солнце, было ощущение чистых капель дождя на лице, ветер, пахнущий живой зеленью и спелыми фруктами… Здесь ветер был тоже — слабый, словно тоже задыхающийся в тяжёлом неживом коконе тысячелетиями копившейся ненависти. Он нёс с собой запах гниющей плоти, горькие частицы пепла и что-то ещё, от чего сама сущность ангела корчилась в агонии, беспомощным зверьком сжимаясь в глубине израненного тела.
Азирафаэль знал, что происходит. Адское проклятье медленно душит его, так же, как обжигала Кроули благодать освящённой земли. Они были слишком беспечны, не желая думать о том, что месть обманутых Ада и Рая может настигнуть их так скоро. Пришла пора расплаты. Азирафаэль хотел верить, что Кроули, предупреждённый его неожиданным исчезновением, примет все меры, чтобы защитить себя. На милосердие Ада (как и родных Небес, впрочем), надеяться было бы глупо. Но, быть может, им хватит его одного, чтобы утолить свою жажду мести? Азирафаэль боялся представлять, что будет с Кроули, если он не сделает нужных выводов и не скроется, хотя бы на время. Он надеялся, что Кроули поймёт, что произошло, и не будет предпринимать безнадёжных попыток спасти его.
…Он надеялся на это. Это было всё, что ему оставалось. Задыхаясь от текущих из глаз, против воли, слёз, вздрагивая от прокатывающейся по всему телу боли, он шептал и шептал одну-единственную молитву Той, в милосердие и мудрость которой он никогда не переставал верить: «пожалуйста, не дай ему умереть, пожалуйста, пусть он живет, не позволяй ему прийти сюда, прошу, прошу…»
Он надеялся, что Кроули будет достаточно демоном, чтобы не бросить свою жизнь на алтарь чужой ненависти ради попытки спасти его.
Надеялся. И ненавидел себя за то, что не мог заставить себя перестать прислушиваться, мечтая и боясь услышать за дверью звук знакомого голоса.

Глава 3

Священные книги, утверждающие, что звуки молитв, особенно из уст служителя веры, губительны для нечистой силы, несколько лукавят. Нет, разумеется, в них нет ни капли лжи — скорее, предоставлена не полная информация. На самом деле, исход подобного поединка может быть самым разнообразным. Очень многое зависит от массы сопутствующих факторов — например, места, где происходит столкновение. На святой, веками намоленной и не осквернённой злодеяниями земле демон, даже не подвергнутый действию святой воды или освящённого оружия, уязвим, и искренняя молитва из уст обычного верующего прихожанина способна изгнать его с земли, а при очень благоприятных (или, наоборот, неблагоприятных) условиях полностью уничтожить саму его сущность. С другой стороны, вам вряд ли стоит сражаться с эмиссарами Ада святым словом, находясь на их территории. Конечно, и тут возможны варианты — но большинство из них будут достаточно печальны для вас (особенно печальны, если ваша душа недостаточно чиста, чтобы удостоиться Рая — демоны злопамятны, и этот факт не подлежит сомнению). Разумеется, не все так просто: если святая вода гибельна для любого демона сама по себе, то сила молитв напрямую зависит от глубины веры и чистоты души самого экзорциста. Из уст развращённого, порочного служителя веры даже самая могущественная молитва обеспечит демону, в лучшем случае, несварение желудка — а в худшем просто рассмешит его. На самом деле, именно по этой причине Кроули пришлось потратить почти целый день, чтобы найти в Лондоне церковь, максимально удалённую от цивилизации и, одновременно, наполненную настоящей благодатью, которую демону выдержать будет непросто. У него, как уже говорилось, был план — и этот план был в достаточной степени безумным, чтобы сработать. На беду Кроули, соответствие выбранной им церкви этим требованиям означало, что он сам становится уязвимым не только перед местным пастором, но и перед любым прихожанином, достаточно смелым, чтобы перекрестить неудачливого демона, прежде чем падать в спасительный обморок.
Он успел наполнить святой водой четыре из шести подготовленных флаконов и как раз пытался нашарить в сумке следующий (что было непросто, потому что руки тряслись всё сильнее по мере того, как оглушающая, пронизывающая до костей боль поднималась всё выше и выше по ногам). И именно в этот момент сзади раздался негромкий, звучащий очень доброжелательно и лишь самую малость удивлённо, старческий голос:
— Я могу чем-то помочь тебе, сын мой?
Только-только вытащенный флакон выскользнул из дрогнувших от неожиданности пальцев. Со звоном брызнули по каменному полу стеклянные осколки. Кроули, чувствуя, как слабеют колени, со сдавленным криком отшатнулся назад, непроизвольно закрываясь ладонью. Нечеловеческое, поглотившее весь разум без остатка сосредоточение сыграло злую шутку, которую в другое время он, возможно, даже смог бы оценить. На какой-то миг он забыл, что этот, так неудачно вырвавшийся из рук, флакон ещё пуст, что звон битого стекла означает, самое худшее, пару неприятных заусениц, а не страшную и мучительную смерть. Всего на миг. Но этого мига хватило, чтобы пульсирующие болью ноги подогнулись, не успевая удержать вес качнувшегося назад тела. Он почувствовал под спиной пустоту, взмахнул рукой в запоздалой попытке удержать равновесие, и рухнул на пол, зажмуриваясь и почти непроизвольно прижимая к груди сумку, в которой глухо стукнули друг от друга смертоносные стеклянные бомбы. Неожиданно холодная мысль — «стекло не разобьётся, если не будет резкого удара…» — мелькнула и исчезла, смытая штормовой волной слепящего ужаса. Он уже знал, что будет дальше.
Раскалённый пол ударил в спину, разом выбив из груди весь воздух. Кроули захлебнулся хриплым воплем, против воли выгибаясь дугой в рефлекторной попытке убежать от хлестнувшей по всему телу боли. Перед глазами вспыхнула пронизанная алым темнота, конечности вдруг перестали подчиняться, против воли расслабляясь и изгибаясь в слитном, одному бездумному желанию подчиняющемся движении. Так попавшая на крючок рыба бьётся, пытаясь избежать мучений и не понимая, что каждым движением всё глубже насаживает себя на стальное жало.
…Разница была лишь в одном: Кроули не был безмозглой рыбёшкой. У него имелось то, что недоступно было большинству демонов: воображение, воля, яростная готовность защищать своё вопреки всему, и то странное, теплом щекочущее сердце чувство, для которого у большинства обитателей Ада даже не было названия. В тот момент, когда обжигающая боль хлестнула его в спину, гася разум, он вспомнил другой огонь — не имеющий отношения к святости, но так же верно пожирающий всё, что было ему дорого.
«Азирафаэль, ради Бо… Ради Сат… ради кого-нибудь, где ты?!.»
Ударившее из глубин памяти отчаяние, такое свежее, особенно страшное сейчас, когда Азирафаэль снова умирал где-то далеко, хлестнуло в грудь, словно струя ледяной волны из невидимого пожарного шланга. Кроули захлебнулся криком, как захлёбываются штормовыми волнами. И диким, безумным рывком, свойственным скорее смертельно раненому животному, чем одному из высокопоставленных (когда-то) демонов Ада, перекатился на колени. Взвыл, ощущая, как появляется ещё один ожог, теперь уже на передней части голеней, и почти сверхъестественным усилием забросил себя на ближайшую скамью.
Туман в голове медленно рассеивался; потрясённый произошедшим пастор молчал, сквозь качающуюся перед глазами кровавую муть Кроули видел испуг и изумление на его изрезанном морщинами лице. В сознании шевельнулась робкая мысль попытаться выдать себя за эпилептика, и демон судорожно ухватил её за ускользающий хвост, отчётливо понимая: в этой церкви и этот священник не просто развоплотит его, а полностью уничтожит саму его сущность, даже не прибегая к помощи святой воды. Он жалко улыбнулся старичку, с трудом выдавливая из себя что-то вроде «простите-как-глупо-получилось-проклятая-эпилепсия…». Трясущейся рукой провёл по лицу, стирая всё ещё катящиеся из глаз слёзы…
…и только сейчас понял, что очков на нём больше нет.
Он замер за полувздохе, с рухнувшим куда-то в желудок сердцем осознавая, что пастор молчит вовсе не от удивления. А потом старичок-священник выпрямился, почти ощутимо становясь выше ростом, и поднял руку в крёстном знамении:
— Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas…
* * *
Азирафаэль никогда не считал себя смелым. О, нет, он, конечно, делал то, что должен был делать, и при необходимости вполне мог преодолеть свою робость и нежелание проблем, чтобы совершить что-то важное. Но нельзя сказать, что ему это нравилось. Если Кроули, казалось, наслаждался риском, буквально купаясь в адреналине и заставляя его хвататься за сердце, уже почти ощущая ожидающее их крайне неприятное развоплощение, то сам он предпочитал покой и комфорт. Он вполне мог месяцами без перерыва бродить по полю боя, исцеляя раненых и утешая умирающих. Мог терпеть отвратительную погоду, изображая из себя доблестного рыцаря, во славу Небес. Разумеется, он всё это делал. В конце концов, это была его работа. Если вдуматься, он начинал, как защитник, и не совсем его вина в том, что первая необходимость ­защищать потребовала от его совести отдать своё оружие тем, кому оно было нужнее.
И всё-таки, если была возможность, он предпочитал безопасность и комфорт приключениям и излишнему риску. Он любил книги, и запах свежих булочек, и уютный свет лампы в полутёмной комнате — всё то, чего не было и никогда не могло быть на холодных, стерильных, пронизанных слепящим светом Небесах. Он любил Рай (на самом деле, он не мог не любить его, он ведь был ангелом, любовь была его сущностью), но Землю, со стыдом признавался он себе, он любил куда больше. И страстно желал, чтобы неприятных недоразумений, способных его хотя бы на время разлучить его с привычным физическим телом, было как можно меньше. И он, на самом деле, очень боялся всего, что могло отнять у него всё, что ассоциировалась у него с Землёй — не на время, а навсегда. Наверное, если бы его однажды спросили бы, на что, по его мнению, похожа смерть — настоящая смерть, которая крайне редко угрожала эфирным и эзотерическим созданиям — он сказал бы, что она похожа на «никогда больше». Никогда больше не кормить уток. Никогда больше не открыть старинную, пахнущую пылью и древним пергаментом, книгу. Никогда больше не попробовать устриц и кремовых пирожных.
Никогда больше не спорить с Кроули.
В последние годы (века? Тысячелетия?) это последнее «никогда больше» пугало его всё сильнее. Он знал, что Кроули есть. Даже если он обижен и не отвечает на звонки. Даже если он улетел на другой конец земного шара, не потрудившись предупредить о своей отлучке. Даже если он впал в спячку на добрую сотню лет. Он есть. И однажды он снова появится на пороге его книжного магазинчика, бодрый и отвратительно современный — появится и тут же сделает что-то, что заставит Азирафаэля пожалеть, что спячка не продлилась ещё пару десятилетий. Но даже если и нет — он всё равно будет. Будет гонять на своём безумном автомобиле, распугивая прохожих и изо всех сил делая вид, что без раздумий готов сбить парочку-другую пешеходов. Будет запугивать свои несчастные растения, которые, бедняги, так никогда и не узнает, как этот странный демон на самом деле любит их. Будет слушать отвратительно-громкие композиции авторства безумного, но гениального наркомана, которым он так восхищался при жизни и которого, знал ангел, втайне оплакивал после его ухода. Возможно, иногда рядом с ним будет он, Азирафаэль — и тогда музыка будет немного тише, а скорость чуть-чуть, самую малость, ниже. Но даже если и нет — он всё равно будет. Даже если не будет самого Азирафаэля. Кроули — будет. А значит, смерти — настоящей, пугающей ангела до дрожи в крыльях — смерти не будет. Ведь самого главного, самого дорогого, самого пугающего «никогда не» не случится. И это немного примиряло его с мыслью о том, что Небеса не простят и рано или поздно придут за предавшим Свет ангелом.
Нет, Азирафаэль не считал, что достоит звания «Стража Восточных Врат Эдема». Не думал, что вообще достоин называться кем-нибудь вроде «стража» или «хранителя». Никогда. И сейчас ему даже не было стыдно за тот отчаянный, выкручивающий внутренности страх, который раздирал его на части, заглушая даже боль в искалеченных крыльях. Он боялся. Боялся смерти, боялся возвращения боли, боялся, что его палачи вернутся, чтобы закончить то, что начали с его крыльями. Боялся, что эта агония никогда не закончится; и ещё больше боялся, что она, ­­наоборот, закончится.
Но больше всего он боялся, что в Кроули окажется слишком много добра, которое не позволит ему скрыться на край света, оставив своего больше-не-врага на произвол судьбы.
Азирафаэль боялся, что Кроули придёт за ним. Потому что тогда, неважно, сколько ещё будет книг, и булочек, и уток в Сент-Джеймском парке, и всего остального, для него всё закончится. Смерть — это «никогда не». Азирафаэлю хватит всего одного «никогда не», чтобы больше никогда, никогда, никогда не быть живым.
Он боялся, что Кроули попытается его спасти.
…И презирал себя за тоскливый, муторный страх того, что Кроули не попытается этого сделать.
Он никогда не считал себя смелым…

Глава 4

Кроули кричал. Когда-то ему казалось, что он вполне неплохо умеет терпеть боль — в конце концов, он ухитрился прокатиться на бентли по М25, когда та была охвачена адским огнём, и это была совсем не увеселительная прогулка. Сейчас он понимал, что та боль была всего лишь лёгким дискомфортом по сравнению с агонией, которая сжигала его сейчас. Ему казалось, что каждая клетка его тела горит, плавится под огненным дыханием чёртового экзорцизма чёртова маразматика Льва XIII. Каждое слово ненавистной латыни вонзалось в него, подобно раскалённым иглам. Горело тело, горел разум, горела сама сущность демона, проклятая в момент Падения с Небес. Со слабым хлопком развернулись в физический план, судорожно забили, сшибая с мест соседние скамейки, чёрные крылья — он не хотел, нет, не хотел, в конце концов, он не безумец… Но он больше не мог контролировать себя. Молитва была призвана, чтобы уничтожать демонов. Целиком, без остатка. Не изгонять, не подчинять — убивать. Быстро и надёжно. Он не смог бы спрятать зримое выражение своей инфернальной сущности, даже если бы у него были для этого силы.
А их не было. Боль вгрызалась в плоть, раскалывала кости, плавила разум, не отпуская ни на мгновение. Она не давала поблажки ни на миг, не позволяя хотя бы набрать воздуха в грудь, и он не мог уже даже кричать, только скулил, корчась на всё ещё каким-то чудом стоящей скамье, как раздавленная колесом змея. Мышцы (у него ещё есть мышцы?! Ещё что-то осталось?..) сокращались, казалось, все одновременно, то выгибая его тело дугой, то заставляя скрючиваться в изломанный страданием комок. Голос священника слегка подрагивал, то ли от страха перед порождением ада, то ли от невольной жалости к мучениям умирающего демона. Но слова оставались чёткими, а между строками экзорцизма не появлялось ни единой паузы, которая могла бы дать ему шанс хотя бы молить о пощаде.
Не то, чтобы Кроули верил в милосердие Её слуг. Он просто не знал, никогда раньше не знал, что гореть в святом огне настолько больно.
Она тоже не слышала его мольбы, когда он Падал вниз, не понимая даже, за что был проклят. Никто из них не слышал. Только Азирафаэль…
Азирафаэль.
Сломанное у самого очина первостепенное кроющее, разрубленное, обожжённое на конце второстепенное маховое, кровь, запёкшаяся на лебяжье-нежной белизне…
Чёрные крылья забились сильнее, словно отчаянный мысленный вопль, не сумевший прорваться сквозь сведённое спазмом горло, ушёл в эфирный план, словно даже он пытался вырваться из этой ловушки, улететь, успеть — к тому, к кому опоздать было нельзя, ни в коем случае нельзя…
— Нет… — прохрипел Кроули, каким-то чудом ухитряясь вздохнуть между двумя особенно жестокими судорогами. — Нет, с-с-стойте… Прекратите… Ради Бога, хватит!..
Он без сил откинулся на скамью, захлёбываясь мучительными рыданиями, и не сразу понял, что обжигающие слова латыни перестали впиваться в его сущность. Он с трудом, преодолевая слабость, поднял голову. Священник стоял, подняв руку в незавершённом крестном знамении, и с опасливым удивлением смотрел на него. Рот его был приоткрыт — Кроули запоздало осознал, что старичок замолчал на полуслове, не завершив строфу одного из самых сильных экзорцизмов, гарантированно не оставивших бы от него даже пепла. Что его остановило? Имя Господа, прозвучавшее из уст порождения Преисподней? Выражение непритворного страдания на лице демона? Кроули не знал, и спрашивать не собирался. У него был всего один шанс, один-единственный шанс и для него, и для Азирафаэля, ждущего помощи где-то внизу, среди ужасов, от которых он сам всегда старался сбежать на Землю.
И Кроули не знал, хватит ли ему сил использовать его. Он не знал, как убедить христианского священника пощадить исчадие Ада, посмевшее войти в освящённые стены.
— П... прош-ш-шу вас-с-с… — измученно прошептал он, чувствуя, как предательское змеиное шипение против воли пробивается в срывающийся от боли и слабости голос. — Пожалуйс-с-ста… я не хочу никого искушать. Мне нужна с-с-святая вода, только вода…
Священник всё ещё молчал, не наносил последнего удара. Слушал, с удивлённым вниманием глядя на него. Кроули прерывисто вздохнул, и следующие слова вырвались непроизвольным рыданием:
— Пожа… пожалуйс-с-ста, я должен с-с-спасти друга…
Всё. Если ему не поверят…
Он с прерывистым стоном уронил голову на скамью, обессиленно опуская веки. У него уже не было сил бороться.
Спустя минуту он услышал, как стоящий в десятке шагов священник шевельнулся, делая несколько шагов вперёд. Он вздрогнул, в панике открывая глаза и пытаясь хоть немного приподняться, распластанные на соседних скамьях крылья слабо дёрнулись в непроизвольной попытке закрыться от удара. Седой пастор замер, настороженно косясь на него.
Он всё ещё молчал. Всё ещё позволял ему жить. Возможно, у него ещё есть шанс спастись…
— Разве демоны знают, что такое дружба? — неожиданно мягко, с задумчивым удивлением, спросил старик, не спеша опускать поднятую для смертоносного благословения руку. Кроули почувствовал, как скручивается что-то в груди. _Огонь, лижущий книжные полки, дым и гарь, забивающие горло, страшная, мёртвая тишина пустого магазина… Окровавленное бело перо, лежащее на дне картонной коробки_…
Он судорожно вздохнул, содрогаясь от приступа неожиданно острой, на миг забивающей даже агонию от покрывающих всё тело ожогов, боли. Нет! Он успеет, он должен успеть, должен найти своего ангела… Он ухватился за спинку скамью, с трудом заставляя своё тело двигаться. Сдержать сдавленный вскрик не получилось — но зато он смог сесть, судорожно хватая ртом воздух и вцепляясь, словно утопающий в кусок мачты, в лакированное дерево скамьи.
— Не имеют… права… — прохрипел он, с трудом фокусируя расплывающийся взгляд на отступившем назад бледном священнике. — Кому нужна в аду… добродетель?
Он перевёл дыхание, поморгал, пытаясь собрать двух призрачных старичков в сутане в одного материального. Добавил с тоскливой, его самого удивившей горечью:
— Я пос-с-смел… подружитьс-с-ся с-с-с ангелом. И пр… проклят за это и Небес-с-с-сами, и Преис-с-с-сподней.
Он чувствовал, что каждое слово отнимает намного больше сил, чем ему нужно, чтобы хотя бы выйти за пределы церкви. Даже если его отпустят живым… Ещё вопрос, сумеет ли он найти Азирафаэля. Боль немного притихла; кажется, у неё уже тоже не было сил, чтобы напоминать о себе. Кроули в изнеможении опустил голову на гладкое дерево спинки. Глаза закрылись сами собой.
— Пожалуйс-с-ста… — уже без голоса выдохнул он, на последних каплях воли борясь с подступающей темнотой. — Его забрал Ад… Я должен… с… спас-с-сти…
Спустя, кажется, бесконечно долгое молчание священник тяжело вздохнул.
— Господи, помоги слуге своему избежать козней диавольских… — пробормотал он. Раздались негромкие шаги, а миг спустя — плеск воды. Кроули вздрогнул, непроизвольно оборачивая крылья вокруг себя и сжимаясь в комок. Наверное, будет не слишком долго? Лигур сгорел за пару секунд — правда, и воды было немало… А впрочем, какая разница… Когда-нибудь боль закончится — для них обоих. Быть может, и Азирафаэль уже мёртв, может, его не смогут больше мучить потому, что он так глупо погиб не там, где его ждали для казни...
— Этого количества хватит? — негромко прозвучал над самой его макушкой спокойный, лишь едва заметно напряжённый голос. Кроули, не веря себе, вскинул голову. Старый священник стоял рядом, насторожено глядя на скорчившегося на скамье демона; в его протянутой руке лежала небольшая металлическая фляжка. Кроули тупо моргнул, не в силах понять, что происходит.
— В-вы… отпуссстите меня? — запинаясь, беспомощно пробормотал он, чувствуя, что не имеет сил даже просто протянуть руку за подарком.
Священник помолчал.
— Бог есть любовь, — тихо проговорил он наконец. — Я верю, что для него есть прощение для каждого его создания. Возможно, даже для созданий Сатаны. Не думаю, что я вправе отказывать в искуплении кому-то лишь потому, что это кажется невероятным. Если ты солгал мне, чтобы спасти свою жизнь, Он будет тебе судьёй.
Кроули почувствовал, как чудовищное облегчение наваливается на плечи, лишая последних остатков сил. Со слабым всхлипом он уронил голову обратно на спинку скамьи.
— Я не создание С-с-сатаны… — пробормотал он трясущимися губами. — Я был с… создан Богом… Т…тогда, в с-с-самом начале… Пока не Упал. С… связался не с-с-с той компанией…
Священник помолчал. Потом шагнул вперёд, и почувствовал, как сухая старческая рука вкладывает что-то металлическое в его безвольную ладонь.
— Тогда, возможно, именно теперь пришло время подняться обратно?
Кроули прерывисто вздохнул, усилием воли душа очередной подкатывающий к горлу всхлип. Благодарно сжал ладонь, чувствуя в ней прохладной тяжесть наполненной до краёв фляги. Поднял голову. И улыбнулся — невесело, криво, чувствуя, как дрожат от слабости и прокатывающихся по телу раскалённых волн губы:
— Нельзя… Упас-с-сть обратно.
— Возможно… — задумчиво согласился священник. В его внимательных глазах больше не было страха — только задумчивое удивление. — А как насчёт искупления?
— Умереть на крес-с-сте за грехи живущ-щ-щих? — с горечью усмехнулся Кроули. Прикусил язык, запоздало понимая, что богохульствовать — не лучшая сейчас идея.
— Не обязательно, — неожиданно мягко усмехнулся священник. — Быть может, достаточно будет за свои?
Кроули промолчал. Слабость, показалось ему, медленно отпускала; боль, правда, не утихала, но этого он и не ожидал. Возможно, ему действительно хватит сил найти Азирафаэля…
— Вряд ли они выберут крес-с-ст, — невесёлая кривая усмешка сорвалась с губ против его воли. Он смеялся — а что ему ещё оставалось? Ему было страшно, так страшно… Зачем этому пастору понадобилось заставлять его думать о казни, ему ведь и так непросто было решиться…
— Они?
— Мои… бывшие хозяева, — Кроули вздрогнул. Возможно, смерть будет не самым плохим исходом. К сожалению, у некоторых из его бывших коллег есть воображение, и оно очень… извращённое. Он вздрогнул, жалея, что заговорил об этом, сейчас, когда стонущее от боли тело умоляет только об одном: уйти прочь от обжигающей святости церковных стен, забиться в самую глубокую нору, спрятаться, скрыться от ищущих его палачей… Не думать об ангеле, который, наверное, и так давно уже мёртв и, в любом случае, он же благородный, свет и любовь, или как там говорится, он не потребовал бы от своего друга жертвовать жизнью, верно?
Кроули с тихим стоном закрыл глаза и уткнулся лбом в спинку скамьи.
— Ты сказал, что подружился с ангелом? — не дождавшись продолжения, полувопросительно проговорил пастор спустя полминуты. Кроули сглотнул. Пламя, лижущее обложки книг, забивающий горло дым… «Тебя нет! Кто-то убил моего лучшего друга!..»
Он мотнул головой, заставляя себя прогнать мысленный образ, не думать дальше, не вспоминать то, чего никак не получалось не вспомнить… Повинуясь какому-то неясному чувству, он сунул руку за пазуху. Трясущимися пальцами нащупал задубевшее от крови перо Азирафаэля.
Священник шагнул вперёд, осторожно, с благоговением провёл пальцем по тому, что, запоздало осознал Кроули, должно было быть для него чем-то сродни явления Святого Духа воплоти.
— Я не знаю, что с-с-с ним, — с трудом выдохнул он, поднимая на старика глаза. — Но ес-с-сли он ещё жив… Я должен ус-с-спеть…
— Если на то Божья воля, ты успеешь.
Кроули вздрогнул. Чужие слова резанули неожиданно острой, не связанной с плавящими тело ожогами болью. Божья воля… Они уже встали против Её воли — и где они теперь, они оба? Впрочем, нет, об этом рассказывать определённо не стоит.
Он с тяжелым вздохом выпрямился. Ну… если считать за образец его состояние в последние полчаса Апокалипсиса, то он чувствует себя неплохо. Сколько прошло времени? Он не был уверен. Кажется, не меньше часа. Лишний час, целый чёртов час, который Азирафаэль провёл в руках его помешанных на мести бывших коллегах. Проклятье!
Кроули осторожно пошевелил ногой, пытаясь понять, есть ли ещё на костях плоть. Боль резанула до самых коленей, заставив непроизвольно вскрикнуть, но, кажется… Кажется, он сможет ходить. Кажется, там даже есть ещё что-то, кроме костей и сухожилий. Он болезненно скривился, пытаясь приглушить судорожные, рвущиеся из груди против воли всхлипы. Трясущимися губами улыбнулся священнику:
— Пос-с-слушайте… эээ… с-с-спасибо за флягу. Я… наверное, не верну, но могу заплатить сссейачссс. И как нас-с-счёт ещё пары флаконов? С-с-сюда?
Он неловко нашарил в сумке горсть стеклянных пузырьков, пытаясь по весу найти пустой. Запоздало вздрогнул от озноба, представив, что было бы, если бы хотя бы один из них лопнул, когда он корчился под звуками экзорцизма, прижимая к груди сумку и колотясь, поистине как одержимый, о спинки скамей. Кстати… ох, нет, он определённо не хочет думать, что будет, если внизу его решат толкнуть…
Всхлипнув от жалости к себе, он выгреб из сумки сразу два флакона, нервно, стараясь не задумываться о том, что собирается нести так близко к телу, запихнул по одному в каждый из брючных карманов, к уже лежащим там компактным гаджетам. Бездумно посмотрел на следующую доставшуюся добычу. Протянул священнику, через силу заставляя себя улыбнуться и надеясь, что это выглядит не слишком жутко. Сколько там ещё осталось, два? Нет, три. Если его собьют с ног, он, по крайней мере, сгорит быстро.
Священник, кажется, решив ничего не удивляться, молча кивнул и взял из рук Кроули пустую склянку. Бросил через плечо, следя, как наполняется святой водой небольшой флакон.
— О, нет, плата не нужна, можешь считать это подарком. Я надеюсь, что не совершаю ошибку, отпуская тебя на свободу. Бог будет нам обоим судьёй. Я верю, он не осудит меня за милосердие. И, возможно, ты и впрямь получишь прощение.
Кроули поморщился, с трудом сдержавшись, чтобы не сказать колкость. Нет, боль действительно становилась вполне терпимой. Собственно, по сравнению с экзорцизмом несколько ожогов… словом, уже не так пугали. Он неохотно вытащил — осторожно, по одному, не доверяя трясущимся рукам — оставшиеся флаконы, почти бездумно распихал по карманам.
— Я обойдус-с-сь без Её прощения, — прошипел он, не в силах сдержать едкую горечь в душе, там, где всё ещё жило что-то, опасно похожее на любовь к Ней. Он с досадой слышал, что по-прежнему не в состоянии убрать из своего голоса змеиные нотки, и надеялся, что священник не задаст какого-нибудь напрашивающегося вопроса, на который не хотелось бы отвечать. — Мне хватит Ас-с-сирафаэля.
Священник вздохнул. Тщательно обтёр флакон краем рукава (серьёзно? Он действительно это сделал? Для демона?.. Нет, не то, чтобы это было нужно — зря он, что ли, надел перчатки? Но всё-таки…). И протянул его Кроули, неожиданно мягко улыбаясь.
— В таком случае, тебе, я думаю, нужно спешить? Ты серьёзно пострадал?
— Идти могу, — пробормотал Кроули, протягивая руку за склянкой. С тяжёлым вздохом затолкал его поглубже в карман, к уже лежащему там собрату (ну, не рассчитал, кто же знал, что у него не будет сил даже для экспериментов с собственной одеждой?.. Нервно прижал руку к груди, нащупывая возле сердца мягко щекочующее теплом перо и обжигающую холодом плоскую фляжку. Тяжело вздохнул, поправился:
— Наверное, могу.
И, не тратя больше времени, с болезненным стоном опустил ноги на пол. Пошатнулся, испуганно ухватился за спинку скамьи. Нет-нет-нет, только не на пол, пожалуйста, пусть будут только ступни, он уже привык… ну, почти привык. Крылья неловко дёрнулись в попытке сохранить равновесие, и Кроули увидел, как отшатнувшийся назад священник дернулся, подняв руку и, кажется, едва удержался от желания перекреститься. И не то чтобы он его не понимал…
Прикусив губу, Кроули со стоном втянул крылья в эфирный план и, свистяще выдохнув, согнулся, пытаясь отдышаться. Некогда отдыхать! Время-время-время-проклятое-время…
— Мне жаль, что я причинил тебе боль, — с неожиданным сочувствием проговорил пастор, когда Кроули наконец выпрямился и, стискивая зубы, поспешно зашагал к выходу, стараясь не приплясывать на раскалённом полу слишком уж заметно.
— Не могу с-с-с-с-сказать… чш-ш-што бы только вы… — болезненно прошипел демон, с отчаянием представляя, сколько ещё придётся идти до чёртова склепа. Почему он не выбрал усыпальницу поближе?!. — С-с-святая земля… Жжёт…
Священник с удивлением покосился на него.
— Звучит разумно… — пробормотал он себе под нос. Кроули только зло зашипел в ответ.
Спустя полсотни шагов, когда маленькая площадь при церкви осталась позади, а под обожжёнными ногами захрустел мелкий гравий кладбищенской дорожки, священник поколебался и, пробормотав себе что-то под нос (в принципе, это с равной степенью могла быть и молитва, и сквернословие, не слишком уж Кроули верил в абсолютную непогрешимость Её слуг), решительно взял его под локоть.
— Боюсь, так ты никуда не дойдёшь. Обопрись на меня, если нужно. Я помогу тебе идти немного быстрее.
Удивляться у Кроули сил уже не было. Так что он вместо возражений с облегчённым стоном опёрся на сухое плечо довольно крепкого, как выяснилось, старичка и попытался отвлечься от мысли о ногах, с которых, судя по ощущения, заживо сдирали кожу.
— С-с-стойте, не туда, — досадливо скривился он спустя минуту, запоздало сообразив, что его поводырь настойчиво тянет его вправо, к воротам. — К усыпальнице с-с-сэра… Как его… Неважно. Я уйду вниз оттуда.
Он запнулся. Поймал недоумевающий взгляд притормозившего пастора.
— С-с-слушайте, я понимаю, как это звучит, но не восстанавливайте дверь, пока мы не вернёмся, хорош-ш-шо?
— Ты вломился в чужой склеп? — изумлённо вскинул брови священник. На морщинистом лице отразилась укоризна. Кроули зябко передёрнул плечами. Он запоздало сообразил, что неожиданно проявивший милосердие старичок может и передумать, надо бы как-то… как-то… Так и не подобрав нужного эпитета, он обижено отвернулся и пробормотал, оправдываясь:
— Мне нужно мес-с-сто, где с-с-спрятать Азирафаэля. Куда не с-с-смогут прийти… такие, как я.
Он прикусил язык, запоздало сообразив, как звучит подобная фраза из уст того, кто уже битый час бродит по освящённой земле и всё ещё не превратился в живой факел. Но священник то ли не заметил ошибки, то ли просто понял всё правильно. Не стал возражать, только покачал головой.
— И всё-таки, тревожить покой ушедших… — он тяжело вздохнул и сам себя оборвал. — Впрочем, ты уже это сделал. Хорошо, я подумаю, что можно с этим сделать.
…На то, чтобы добраться до нужного склепа, им потребовалось всего несколько минут — хотя Кроули, тихо скулящему и шипящему себе под нос проклятья, показалось, что не меньше часа. Терпеть боль становилось всё труднее, он с ужасом гадал, как собирается искать Азирафаэля в Аду с ногами, обожжёнными, судя по ощущениям, до самых колен. Священник косился на него с тревогой и искренним сочувствием, и Кроули даже думать не хотел, насколько жалко он выглядит, если даже у служителя церкви вызывает тёплые чувства.
— Вс-с-сё… — измученно прошипел он, без сил падая на колени в центре расстеленного коврика с сигилом. Трясущимися руками выгреб из сумки заготовленные свечи, неловко, чуть не падая, расставил их на краях лучей. Снял и отбросил прочь не нужную больше сумку. — Я… эээ… С-с-спасибо за помощь.
Священник промолчал, неодобрительно оглядывая его… нет, не его — с ознобом понял вдруг Кроули. Сигил. Древний символ, открывающий врата в саму Преисподнюю. Он сглотнул. Нет, определённо, сегодня день очень плохих идей…
— Я не знаю, почему позволяю тебе такую дерзость, — услышал он над собой тяжёлый вздох. Медленно подняв голову, он с трудом нашёл взглядом укоризненно качающего головой священника. Поймал себя на мысли, что даже не удивится, если старичок решит закончить начатый в церкви экзорцизм. И, вздрогнув, беспомощно обхватил плечи руками.
— Мне дейс-с-ствительно жаль… — пробормотал он. — Это не с-с-совсем то, что вы подумали… Портал не на земле… Надо будет прос-с-с-сто сжечь циновку, и…
Он замолчал, смешавшись. Ему не нравилось рассчитывать на милосердие служителей Рая. Но что ещё он мог сделать — сейчас, когда у него нет сил даже на то, чтобы найти другое место для спуска в Ад?
Старик молчал, и Кроули, содрогнувшись, понял, что на самом деле, не так уж и устал. В конце концов, почему бы не прогуляться куда-нибудь?
— Я могу с-с-спуститься с улицы… — жалобно, презирая себя за умоляющий тон, пробормотал он, заторопился он, в отчаянии ловя мрачный взгляд старика. — Прос-с-сто здес-с-сь безопасно для Азирафаэля, никто с-с-снизу не с-с-сможет открыть путь с-с-сюда, когда мы закроем врата… С-с-слушайте, я правда могу найти другое мес-с-сто!
Он резко умолк. Священник шевельнулся, задумчиво накрыл ладонью висящий на шее крест. На миг Кроули прошило иглой паники — но тот уже опустил руку. И тяжело, принимая какое-то решение, вздохнул.
— Прости меня, грешного, Господи…
Окинул взглядом склеп. И нехотя кивнул.
— Хорошо. Я присмотрю за… порталом, пока вы не вернётесь. Не думаю, что тебе нужно моё благословение…
Кроули передёрнуло. Старик, правильно расценив его гримасу, кивнул сам себе.
— Тогда просто — желаю удачи тебе, демон.
Облегчение было почти физическим. На ощупь оно напоминало стофунтовый мешок песка, сваленный на плечи. Или даже два мешка. Кроули не рискнул отвечать, боясь, что голос прозвучит совсем жалко. Вместо этого только нервно кивнул и, с трудом прищёлкнув пальцами, зажёг одновременно на каждой свече маленький, необычно слабый огонёк. Простенькое колдовство, даже на чудо не тянущее, казалось, отняло последние силы. Он измученно опёрся руками о жёсткую джутовую поверхность и закрыл глаза. В сознании мелькнула равнодушная мысль, что идея приехать в Ад, стоя на коленях, выглядит почти смешно — жаль, бывшие коллеги не оценят.
Кроули тяжело вздохнул и, встряхнув тяжёлой головой, начал вполголоса читать заклинание перехода.

Глава 5

Азирафаэль устал. У него не было уже сил даже кричать. Они просто закончились, выгорели, вытекли до капли, как прежде выгорела гордость и готовность стойко терпеть боль, как можно дольше не позволяя демонам радоваться его стонам и воплям. Он больше не пытался бороться. Не старался отгородиться от медленно растворяющей его ненависти собственной, недоступной ему сейчас, благодатью. Не ждал спасения. Просто лежал, поджав колени к груди и уткнув в них лицо, бездумно слушая накатывающий со всех сторон многоголосый, пронизывающий до костей неумолчный стон проклятых душ. Он больше не пытался заслониться от него самыми лучшими своими воспоминаниями. Не было их больше. Ничего не осталось, кроме этой темноты, и холода, и бесконечного, милосердного в своем равнодушии одиночества. Даже боль — и та притихла, отползла прочь, сменившись тупой, вязкой, тягучей агонией, неумолимо пьющей из него жизнь, но слишком неторопливой, чтобы у него были силы хотя бы испугаться её. Азирафаэль не пытался сопротивляться ей. Из глаз неостановимо, беззвучно катились слёзы; у него больше не было стыда за них. Он сам был — расколотой клепсидрой, по каплям теряющей свою сущность, свою жизнь. Он больше не боялся этого. Спасения не будет — он знал это и был почти рад этому горькому осознанию. Он должен был просто дождаться, когда всё закончится.
У него, на самом деле, уже почти получалось. Теперь, когда вслед за надеждой ушла жалость к себе, а страх притих, сменившись смутным сожалением где-то глубоко внутри, это было почти легко.
Не так давно, когда ещё оставались силы размышлять, жалеть, надеяться на что-то, стыдиться чего-то — тогда, почти вечность назад, он решил для себя, что всё, на самом деле, не так уж плохо. Кроули не пришёл. Значит, всё-таки решил спасаться сам, осознав бессмысленность попыток вытащить из Ада самого Азирафаэля. Тогда, день-год-вечность назад, когда у него ещё были силы что-то чувствовать, он испытывал горечь. Совсем немного. Облегчения всё-таки было больше. Он не хотел, чтобы Кроули погиб. На самом деле, даже хорошо, что Кроули всё же остался демоном, не став таким, каким Азирафаэль порой, с надеждой и страхом, видел его. Это значит, что Ад не получит его. Азирафаэль мог бы сказать, что это его… радует. Если бы помнил ещё, что такое радость. Если бы оставались силы хоть на какую-то эмоцию, кроме усталого, уже почти равнодушного ожидания конца.
Когда с громким, нарочитым скрипом открылась запирающая его темницу дверь, он даже не открыл глаз. Ему было уже почти всё равно. Вряд ли может быть намного хуже. Даже если вернулся Хастур. Внутри вяло шевельнулся слабый отзвук страха: он помнил, какую боль мог причинять этот отвратительный, сам похожий на жабу демон. Шевельнулся — и притих, придавленный глухой, всеобъемлющей усталостью.
Кто-то вошёл в камеру. Или, вернее, кого-то с шумом втолкнули в неё. Азирафаэль не поднял головы. Это был его последний щит: безразличие, не спасающее от мучений, но с каждым часом всё лучше защищающее от ужаса скорой смерти. Он не будет сопротивляться. Даже если это Хастур. Даже если они пришли доломать то, что осталось от его крыльев. Даже если они придумали какую-то новую пытку. Он не будет бороться — и, возможно, они потеряют к нему интерес. Ему осталось недолго. Это просто нужно выдержать.
Тихий сдавленный стон от двери заставил его вздрогнуть и, сжавшись, крепче зажмурить глаза. По тусклому щиту спасительного равнодушия со звоном протянулась трещина. Резкая, неожиданно сильная боль толкнулась в сердце, с лёгкостью забивая своей остротой вязкую тупую агонию. Ангел плотнее сцепил руки, стараясь полностью свернуться в клубок. Не думать. Это всего лишь мираж. В конце концов, он в Аду, здесь для каждого найдётся его личный кошмар…
А спустя несколько секунд кто-то с шумом рухнул рядом с ним на колени, и знакомые, дрожащие руки неверяще обняли его за плечи.
— О, ангел… Что они с тобой сделали…
Щит хрустнул, раскалываясь целиком и сразу. Азирафаэль судорожно всхлипнул, потрясённо открывая глаза. Задрожал, не в силах поверить, не понимая, как это может быть, почему он здесь, если должен быть далеко, возможно, на Альфе Центавре, должен прятаться, пока есть время…
Кроули со сдавленным стоном, больше похожим на всхлип, рывком притянул его к себе, прижимая к своей груди. Трясущиеся руки бережно провели по спине, запнувшись там, где торчали под лопатками окровавленные обрубки крыльев. Азирафаэль услышал судорожный, прерывистый вздох, и сжался, боясь взглянуть своему демону в лицо.
— Ненавижу… — сдавленно прохрипел Кроули; Азирафаэлю сквозь прокатившийся по телу озноб вдруг показалось, что этой ненависти, одной её, хватило бы, чтобы дотла выжечь ад, весь, до дна. Она обжигала — но одновременно, странным образом, согревала, смывая склизкую плёнку окутывающей его Скверны.
— О, Господи, Кроули… — не веря себе, беспомощно пробормотал он, пряча мокрые глаза в воротнике щегольской чёрной рубашки. — Мой Бог, зачем, это ведь ловушка…
Кроули со свистом выдохнул.
— Тиш-ш-ше, ангел, — хрипло попросил он. — Я знаю. У меня ес-с-сть план. Я вытащу тебя отсюда.
— О, Господи…
Азирафаэля вдруг затрясло. Топкое безразличие исчезло, словно смытое штормовой волной. Сейчас он чувствовал себя почти так, как в самом начале, когда его только-только швырнули на каменный пол в этой тесной камере, а отвратительный демон с жабой на голове с жестокой ухмылкой наступил на панически дёргающееся крыло, материализуя в руке горящий тёмным пламенем меч. Он вдруг с отчётливостью понял, что всё кончено. Случилось то, чего он больше всего боялся, то, на что запрещал себе надеяться, молясь о том, чтобы у Кроули оказалось достаточно благоразумия, чтобы спасаться самому. Ему показалось, что под ногами раскрылась непроглядная пропасть, и он рушится вниз, увлекаемый всё глубже и глубже в беспросветное глухое отчаяние. Ему казалось, он кричит, кричит без звука, без голоса, захлёбываясь раскалённым воздухом и бессильно втягивая в сокращающиеся в агонии лёгкие смесь, которой по определению нельзя дышать.

Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13

Дайри возмущается объёмом текста, поэтому продолжение, по мере появления, будет выкладываться в комментариях.

запись создана: 17.09.2019 в 01:34

@темы: категории: джен, категории: ангст, творчество: фанфикшен, категории: драма, supernatural beings: Aziraphale, supernatural beings: Crowley, supernatural beings: Hastur, рейтинг: R

---

Попрошу внимания! Сделайте, пожалуйста, умные лица!(с)

[амитей]

Воскресный вечер в Простоквашино к вашим услугам!
Я подумала, что, когда валишь в одну кучу, впечатление уже не то... поэтому будем индивидуалистами)))
.

.

+15

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

@темы: !разное, творчество: другое, категории: юмор

---

[Эстер Сегерс]

Название: От Сохо до Сильверстоуна
Автор:  Эстер Сегерс
Размер: миди, 9718 слов
Пейринг/Персонажи: Кроули/Азирафаэль, фоново Вельзевул, Хастур и Лигур
Категория: слэш
Жанр: human!AU
Рейтинг: R
Краткое содержание: Кроули - гонщик Формулы-1, вернувшийся в гонки после травмы, Азирафаэль - владелец книжного магазина, который перешел к нему после смерти прежнего владельца. Они из совершенно разных миров, но однажды Кроули чуть не сбивает Азирафаэля возле его магазина.
На других ресурсах: на фикбуке

1. Гонщик

— Ты идиот, Кроули! — он, конечно же, идиот, потому что даже не помнил, из-за чего начался очередной спор между ними. Но также и не идиот, потому что знал, что его менеджеру нужно выпустить пар. Все нервничают перед важными мероприятиями. Он постоянно чувствует, что упускает что-то из поля зрения. Вот как сейчас, за секунду до звука столкновения.
— Я… — резко тормозит он, — всё-таки идиот, Вельз. Перезвоню позже.
Все признаки указывают на то, что он только что сбил человека. Вернее, единственный признак — сбитый им молодой мужчина, прямо сейчас цепляется за капот Бентли, неловко поднимаясь, пока Кроули спешит к нему. В Лондоне на удивление сухо, поэтому светлый плащ запачкан максимум в дорожной пыли.
— Вы в порядке? — хмурится он, хотя в мыслях крутится «Ты знал, на что шел, когда выходил на улицу».
— Да, — задумчиво тянет мужчина, отряхивая рукава. Голубые глаза сверкают раздражением, — да. Прошу вас, впредь будьте аккуратнее. Вы можете кого-нибудь переехать, если продолжите так гонять.
Надо же, только поднялся, а уже нотации читает.
— Могу подбросить, — Кроули игнорирует сигналящие позади машины, которым приходилось объезжать его автомобиль. — В качестве извинений, и всё такое прочее.
«Да ты сегодня сама учтивость», — насмехается внутренний голос.
— Вам повезло, я почти у цели, — мужчина махнул рукой в сторону книжного магазина, до дверей которого и правда осталось совсем немного. — Прошу прощения, — он учтиво наклоняет голову, словно не было этой нелепой аварии, и они просто остановились перекинуться парой слов.
— И вам не хворать, — усмехается Кроули, читая вывеску над входной дверью, «А. З. Фелл и ко», — мистер Фелл.
И срывается с места, как только тот резко оборачивается.

Спустя пару часов он не может выкинуть несуразного пешехода-букиниста из головы. Через два с половиной — жалуется Вельз. Через три часа сорок пять минут Кроули останавливается у входа в книжный в полной уверенности, что идея провальная.
Колокольчики над входом предательски звенят, и хозяин поднимает голову от кассы. Кроули делает несколько шагов внутрь, неторопливо настолько, насколько это возможно. Делает вид, что его интересуют фолианты разной степени старины. Пятнадцать минут до закрытия, несколько совершенно безликих покупателей тенями бродят вдоль стеллажей, касаются кончиками пальцев нагромождения на низких столах. Прямо как он.
Его жизнь — скорость. Магазинчик же замер в янтаре времени, и оттого билет во внутреннем кармане его пиджака сейчас кажется ещё более неуместным.
— Я закрываюсь, мистер. Так что, если вы что-либо хотели, советую вам поторопиться.
— Мне посоветовали извиниться перед вами более обстоятельно. С применением тяжелой артиллерии в виде билета, — он запускает руку во внутренний карман, — на Гран-при.
— Формула один? — мужчина недоверчиво смотрит на протянутый ему билет, явно силясь связать его с собственными представлениями о себе. У Кроули вот тоже не получилось. Он перечислил Вельз список мест — преимущественно из театров и музейных выставок — где можно было бы увидеть мистера Фелла. Навскидку были предложены океанариум и выставка бабочек. Как менее провальные варианты, в отличие от автогонок. На что его менеджер лишь развела руками:
— Тогда тебе пришлось бы тащиться вместе с ним. А это потерянный вечер, когда тебе нужно готовиться к заездам.
— Это единственное мероприятие, билеты на которое я могу получить почти в любой момент, — пожимает он плечами и уточняет: — Как участник. Ну же, берите, сделайте вид, что успокоили мою совесть, а я сделаю вид, что у меня она есть.
Клочок бумаги перекочевывает в руки мистера Фелла, Кроули практически всовывает билет тому в руки.
— Не хотите представиться? — вдруг спрашивает мужчина.
— Энтони Кроули. Лучше по фамилии.
— Азирафаэль. Просто Азирафаэль, — представляется в ответ хозяин магазина, оглядывая конторку с кассой в поисках места для билета.
— Значит, на вывеске неверные данные?
— Анаграмма, если хотите, — место, наконец, находится и Азирафаэль поднимает голову. — Вам не стоило так беспокоиться, Энтони. Не думаю, что испуг и небольшая ссадина равноценны этому билету.
— Но вы его взяли. Так что у вас есть пара недель на то, чтобы настроиться и несколько часов, чтобы попытаться расслабиться. До встречи, Азирафаэль.
— До встречи. Кроули, — нерешительная улыбка настигает Энтони уже в дверях. Весь путь из Сохо до своей квартиры он старается перестать о ней думать.

Десять дней до написанной в билете даты Азирафаэль тратит на сомнения. Он одновременно пытается придумать оправдания для его отсутствия на трибунах, на крайний случай; убеждает себя, что презент был вручен просто для галочки и никто не кинется узнавать причины его отсутствия, поскольку даже не заметит оного; ну, и пробует найти какую-нибудь информацию о гонках, в которых был полным профаном — просто из любопытства. В газетной лавке никто не спрашивает его, отчего он покупает спортивные журналы, которыми ни разу не интересовался. Что неким образом его разочаровывает, потому что в таком случае он с радостью поделился бы своими сомнениями.
Он ощущает себя безбожно несовременным, и это тот редкий момент, когда Азирафаэль этим недоволен. К выходу из собственной раковины, в которой он обустроил собственный мир и быт, он оказался слегка не готов.
В интернет-кафе почти нет людей. Только несколько школьников, которым давали деньги на карманные расходы, но запрещали долго сидеть за компьютером дома. Азирафаэль оплатил пару часов в надежде, что этого должно хватить на поиск нужной ему информации.
Он взглянул на часы — первый из двух часов пролетел незаметно, а голова уже раскалывалась от обилия неизвестных ему терминов и правил, на изучение — и использование — которых у профессионалов уходят годы. Он вздыхает, сжимая пальцами переносицу, и бессмысленно смотрит в монитор. И после секундной заминки открывает поиск, вводя инициалы Кроули. Он рассматривает фото, где Энтони позирует на фоне болида, фото с прошлых гонок. С экрана на него смотрит человек с копной непослушных медных волос и морщинками-лучиками вокруг глаз, не скрытых очками. Да, ему немного неудобно оттого, что он изучает чью-то жизнь без ведома, но больше любопытно. К тому же, говорит он себе, эта информация в широком доступе и наверняка существуют люди, следящие за подобными новостями куда пристальнее. Оплаченные два часа истекают гораздо быстрее, чем Азирафаэль планировал. Познания его всё ещё поверхностны, но его это вряд ли тревожит.

Сойти с поезда хотелось уже через пять минут после отправления из Лондона. Но Азирафаэль стойко доехал до Нортгемптона, чтобы ещё через полчаса оказаться в толпе у входа на трек — воодушевлённой, разноголосой, косящейся на него, будто он заплутал. В его гардеробе не было джинсов, футболок-поло и бейсболок. Но с косыми взглядами смириться было проще, чем с тратами на одежду только лишь для того, чтобы на один день смешаться с толпой. Ему помогают найти указанное в билете место какие-то добрые самаритяне, а может быть просто те, у кого он слишком часто растерянно стоял на пути.
«У вас есть несколько часов, чтобы развлечься», — вспоминаются слова Кроули. Как по Азирафаэлю, это было не слишком похоже на развлечение. Потому что не было похоже на интересную книгу, прогулку в парке или японский ресторанчик.
Благодаря интернет-кафе он хотя бы знал, за какую команду едет Энтони, и вычленяет взглядом нужный автомобиль, то есть, болид, когда комментатор представляет пилотов. Он вздрагивает от шума толпы, напрягается от рёва моторов, когда вереница болидов проносится мимо и напряженно вглядывается в монитор над трибунами, когда они скрываются из вида. Нет, он совершенно не переживает за исход гонки, повторяет себе Азирафаэль, это просто общее настроение толпы.
Кроули приезжает в середине, и комментатор отмечает, что результат, тем не менее, хорош для того, кто получил суперлицензию — и саму возможность перехода из Формулы-2 в Формулу-1 — только в этом году. С трибун он уходит с сожалением, что не может связаться с ним, чтобы поздравить и поблагодарить. Головная боль проходит, как только он возвращается в тишину квартиры над магазином.

Энтони появляется в книжном во вторник, через день после гонки. Он стоит, подпирая плечом колонну и наблюдая, как хозяин магазина общается с очередным припозднившимся покупателем. По крайней мере букинист решает именно так, потому что за темными стёклами очков было не рассмотреть направление взгляда. Специально или нет, но до закрытия магазина снова пятнадцать минут, если не учитывать того времени, когда гонщик простоял незамеченным. Азирафаэль ни за что не признается, что надеялся на его приход, потому что слова учтивой благодарности так и остались за ним.
— Как вам гонка? — спрашивает Кроули после приветствия.
— Много непонятного. Но всё равно спасибо. Это было… интересно. Я нечасто куда-то выбираюсь, — Азирафаэль дёргает уголками губ в намёке на улыбку. — Наверное, вас можно поздравить? Комментатор сказал, что результат для первого раза неплохой.
— Я мог бы лучше, — отмахивается гонщик. — Они бы сказали, что результат неплохой, даже будь я на предпоследнем месте. Мне повезло, что я заработал хоть какие-то очки.
— Вы явно принижаете себя, мистер Кроули. Я могу упускать какие-то внутренние тонкости спорта, но быть на восьмом месте из двадцати «хоть какими-то очками» я бы не назвал.
— Я не принижаю, я говорю, как есть, — под выразительным взглядом Азирафаэля он поднимает руки, якобы сдаваясь. — Давайте просто коллективно решим, что я идиот, который мог бы уделять больше времени тренировкам, и закроем тему.
— Заметьте, это не мои слова.
— И даже не мои, так говорит мне мой менеджер.
Кроули набирает было воздух, чтобы попрощаться, мысленно ругая себя за визит. Наверняка вежливый хозяин книжной лавки попросту бережет его чувства и не признаётся, что ему абсолютно неинтересен мир автогонок, в котором жил Кроули.
— Вы были переведены из другой серии гонок, я правильно понял? Почему? — подал голос Азирафаэль.
— Можно сказать, повышение. Предупреждаю, если я начну сейчас всё вам объяснять, то это затянется надолго. Интересны ли вам лекции от того, кто чуток ударил вас машиной?
— Вы удивитесь, мистер Кроули, но я бы послушал кое-что о том, что увидел позавчера. Если вы подождёте пару минут, я захвачу плащ. Если вы не против прогулки, разумеется.

Кроули смеётся, Кроули рассказывает какие-то истории, на которые его собеседник смешно округляет глаза, в своей внешней мягкости книжного червя не особенно представляющий степень того, как они выкладываются перед гонками. Во время гонок. Для гонок. Кроули не говорит о причине того, почему он немолод для новичка Формулы-1, но Азирафаэль и не спрашивает.
Азирафаэль так прекрасно далёк от мира Энтони, что даже не предполагает, что это один из тех вопросов, которые стоит задать. О которых не говорят из комментаторской кабины только чтобы не повторять из этапа в этап одно и то же. А может, и говорят, но Энтони перестал вслушиваться уже давно, как и перестал пересматривать записи онлайн-трансляций. Азирафаэль не читает спортивных газет, в его квартире на втором этаже книжного магазина нет телевизора, не то, чтобы спортивного канала, и Кроули для него — незнакомец, который практически сбил его, а потом проявил неслыханную щедрость и преподнёс в качестве извинений билет на Гран-при Великобритании.
Азирафаэль одевается в старомодные жилеты и коллекционирует Библии с ошибками. Он с большей вероятностью потратит деньги на очередной том старше него самого, чем на смартфон. У него вообще нет телефона, только стационарный, на который ему звонят клиенты. И по которому он чаще заказывает еду на вынос, чем праздно ведёт беседы. У него есть старенький компьютер, на котором он пишет отчеты и который вряд ли пригоден для чего-то, помимо них. Он чертовски — а может, ангельски, со своими белоснежными кудрями и сглаженными чертами херувима — очарователен, думает Кроули, подстраиваясь под прогулочный шаг своего неожиданного слушателя.
Они нарезают круги по Сент-Джеймскому парку, чтобы не нарезать круги по улочкам, наводнённым спешащими домой после окончания рабочего дня людьми. Азирафаэль замедляет время вокруг себя, а Кроули думает, что это кощунственно — предлагать ему прокатиться на Бентли с той скоростью, к которой привык он сам. Пока что. У Кроули есть около недели перед поездкой на следующий этап Гран-при, уже в Германии.

Он улыбается про себя и прячет глаза за солнечными очками, неизменным своим аксессуаром. Первоначальная их цель была в сокрытии от глаз фанатов — не то, чтобы его так часто узнавали, но хотелось бы свести шансы к нулю. В итоге же они, вкупе с татуировкой на виске, становятся его отличительным признаком, он выходит так на предусмотренные между гонками мероприятия, улыбается, машет, расписывается на шлемах детишек, постигающих азы картинга. Вспоминает, каково это. Ошибки, которые были даже не его, скользят по коже спины фантомной болью, оседая шрамами на лопатках.
У него за плечами половина этапов Формулы-1 и целый сезон Формулы-2, поэтому возвращение Энтони Дж. Кроули — вчерашняя новость.
Побродив вокруг механиков, колдующих вокруг болида, он идёт в спортзал, сгонять волнение. И сам не замечает, как продолжает улыбаться при воспоминании об ужине в Ритце.
Ресторан при отеле подсказывает ему его прежний напарник. Кроули ставит заведению высокую оценку в своей голове, и почти забывает о нём. Но, когда он приглашает Азирафаэля на ужин, то первым делом вспоминает про Ритц.
Само словосочетание «приглашает на ужин» не совсем точное. Энтони просто приезжает в магазин и даёт его хозяину десять минут, чтобы собраться и закрыть книжный. Ему неожиданно понравилось сбивать мужчину с толку, выбивать из привычной размеренной жизни. Понравилось оханье с пассажирского сидения, когда он лавировал среди потока машин. Понравилось, что его собеседник знает всю историю мира, казалось, с его сотворения. Понравилось восторженное выражение лица, когда Азирафаэль пробует устрицы. Кроули пьёт кофе и ему плевать, что на часах вечер. Рассчитывается за них обоих, отшучиваясь, что просто открыл счёт и когда-нибудь придёт стребовать долг.
Улыбка гаснет, когда он пересекается с Хастуром, их вторым пилотом. Их общение не особенно ладилось: Хастур считал Энтони незаслуженным и внезапно появившимся любимчиком, а тот был убеждён в узколобости Хастура. Кроули лишь надеялся, что второй гонщик не будет переносить личные счёты на треки. Соревнование между двумя пилотами одной команды обычно не приводило ни к чему хорошему.
Он знает, что восьмое место на прошлом Гран-при считается здесь чуть ли не провалом, даже при общем счёте. Если бы он представлял менее известную команду, среди тех, кто переживает кризис и плетётся в хвосте, — этого было бы достаточно. Хастур говорит, что он мог бы приехать в Германию сразу из Лондона, чтобы обкатать трассу. Чтобы команда видела его тренировки, думает Кроули, чтобы они знали, что руководство не зря заключило с ним контракт. Вельз задумчиво молчит.
— Если твоя задержка в Лондоне связана с ним, то мой тебе совет — не делай глупостей.
У него проницательный менеджер. И два заезда подряд перед почти месячным перерывом.
Он чудом проскальзывает мимо болида Мерседес, который закрутило от столкновения с американским Хаасом, разрезая взметнувшиеся клубы дыма, и летит дальше. Под шлемом не видна его кривая усмешка, но мир уменьшается до него и его машины. Три секунды на смену шин — он задерживает дыхание и выдыхает, снова срываясь с места, выруливая из кармана у боксов прямо за болидом команды Вильямса. Голос в наушниках периодически напоминает, сколько осталось кругов и стоит ли прибавить или уменьшить скорость. Он приходит пятым, но только из-за аварий двух фаворитов. Один он чуть не напарывается на осколки, но без последствий. А Хастуру везёт чуть меньше, шина через несколько оборотов превращается в пласт резины. Благо тянуть до места замены было недалеко.
Кроули издалека смотрит на подиум, с которого поливают друг друга шампанским лидеры, и думает, что когда-то мог бы стоять там же, а не лежать на носилках. Бронза у него была, стояла на полке в кабинете, привезённая из больничной палаты, а не с пьедестала.

Азирафаэль продолжил жить в своём ритме, лишь изредка поглядывая на входную дверь вечерами. У него не было номера Кроули, чтобы позвонить, и он с какой-то обидой смотрел на телефонный аппарат, будто он должен был поменять свой внешний вид, устаревший более десяти лет назад, подстроившись под нужды хозяина. На старенький компьютер он смотрел точно так же, пока скрупулезно набирал отчеты. Обиженного взгляда не удостаивался только граммофон. Ну и книги, разумеется, книги.
Он идёт в то же интернет-кафе и находит записи немецкой трансляции, попутно узнавая, что венгерская гонка ожидается через два дня. Надевает наушники, лежащие возле каждого компьютера. Он говорит, что это простое любопытство, но по истечении оплаченных двух часов, платит ещё за один.
Осторожно, словно боясь обжечься, он снова вбивает в строку поиска имя Кроули и продолжает набирать текст. Слова «личная жизнь» добавляются к инициалам и Азирафаэль хочет обернуться, чтобы удостовериться, что за ним никто не наблюдает, прежде чем нажать кнопку «Найти».

2. Друзья. Друзья ли?

— Здравствуй. Не думал, что ты заедешь, — Азирафаэль мягко улыбается ему. Кроули нравится думать, что в улыбке спрятана неподдельная радость. Продавец книжного до зубовного скрежета светел — полная противоположность Энтони, который на восемьдесят процентов состоит из моторного масла, бензина и запахов горячего металла пополам со жженой резиной. Притягателен до еле сдерживаемого шипения.
— У нас летний перерыв. Следующая гонка только в конце месяца, — Кроули дёргает плечом. — Решил скрасить твоё одиночество.
— Как великодушно с твоей стороны.
— А с твоей было бы великодушно предложить какое-нибудь времяпрепровождение на этот вечер, — он разворачивается, прерывая своё для разнообразия неспешное брожение по магазину. — Я так ничего и не смог придумать, пока летел сюда. Есть, конечно, пара вариантов в Лондоне, но сомневаюсь, что они тебе понравятся. Так что, куда ты обычно ходишь? Кино, прости, Господи, музеи, клубы анонимных книголюбов…
— Можешь не продолжать, Кроули. Ресторан японской кухни подойдёт?
— Ты спасаешь меня от выставки каких-нибудь экспрессионистов.
«А ты меня — от смертной скуки», — не говорит вслух Азирафаэль.

— Хастур, вот кто действительно идиот. Он пытается самоутвердиться за счёт соперничества. Мы все соперники друг другу, но вот чтобы так явно сосредотачиваться на попытках обойти партнёра по команде, это, — Кроули делает неопределенный взмах рукой в попытке подобрать слова, — не выставляет тебя в выгодном свете. Но именно так и происходит чуть ли не ежегодно, в разных командах.
Из-за соревнования с Хастуром они оба чуть было не вылетели из гонки, на их счастье столкновение на повороте не было таким уж серьёзным. Но Азирафаэль спрашивает об этом, когда они ожидают заказ в небольшом японском ресторанчике, и Энтони объясняет.
— Ты смотрел трансляцию?
— Да, интернет-кафе всё ещё существуют, — тем временем, Азирафаэль кажется немного смущённым.
— Интернет-кафе всё ещё существуют? — переспрашивает он, приподнимая очки. А потом расплывается в широкой улыбке: — И как пресса оценивает мои шансы?
Потому что сам бы не устоял. И то, как собеседник ёрзает на своём стуле, смущаясь ещё больше, догадку, в общем и целом, подтверждает — его биографией интересовались.
— Сомневаются в том, стоило ли брать тебя в команду, — неуверенно ответил Азирафаэль. — Пишут, что у тебя было плохое начало.
— Ну да, начало было не очень, — хмыкает Кроули и складывает локти на стол. — Но последние два этапа прошли без помарок. За исключением стычки с Хастуром. Так что у меня есть шанс не быть последним. Возможно, мой контракт даже продлят.
Он тоже слышал слова «А того ли пилота выбрали Рэд Булл?», и это злило, потому что он старался. И где-то слишком сильно, до перегретой резины, до аварий из-за поздних торможений на поворотах.
Кроули трёт переносицу и пытается придумать, на какую тему перевести разговор, чтобы не показывать, как его выбивало из колеи дурное начало сезона. Азирафаэль понятливо молчит, уплетая свои суши.
— Почему именно книги?
— Может, потому что это единственное, что я знаю и умею хорошо. Хотя, если начистоту, продавать я умею не слишком-то хорошо.
— Но почему-то взял и открыл магазин.
— На самом деле, я сначала работал здесь продавцом, пока прежний хозяин занимался всем остальным. В основном ездил в поисках редких фолиантов. У меня лежит подписанный экземпляр Нострадамуса, и я боюсь предположить, каким образом он оказался в магазине.
— Может, выиграл на аукционе, — пожимает плечами Кроули. — Как я Бентли. Так что с прежним владельцем?
— Очень тривиальная смерть от старости. Магазин достался мне по завещанию. А я не стал менять вывеску.
— Ты говорил, что это анаграмма. И не поправлял меня, когда я называл тебя мистером Феллом.
— Могла быть ею, но это просто созвучие. И меня уже называли так раньше. Те покупатели, которые никогда не видели старину Фелла из-за разъездов и болезни. А я в магазине постоянно. Это всё, что у меня есть.

В квартире над книжным магазином часто горит свет. Бессонница не так уж гнетёт, если есть интересная книга, считает Азирафаэль. Или же вовсе не интересная инвентаризация, которую он обязан проводить время от времени.
После их встреч с Кроули он тоже подолгу не спит, пытаясь занять себя чем-нибудь.
Почему люди общаются друг с другом — это то, о чем не спрашивают в приличном обществе. Потому что вопрос «Что ты от меня хочешь?» часто имеет подтекст «отвяжись». Азирафаэль не хочет, чтобы Кроули от него отвязывался. И одновременно уверен, что тот забудет о нём, пока мотается по континентам под конец своего гоночного сезона. Он не видит смысла для Кроули общаться с собой.
О личной жизни Энтони не было написано ровным счётом ничего, а в таких случаях Азирафаэль ставил мысленную галочку напротив пункта «Скорее всего, гетеросексуален. Не влезай — убьёт». Это помогало сохранять своё сердце в целости, а свои предпочтения — в тайне.
«Не усугубляй», — говорит он себе, снимая очки для чтения и потирая переносицу. — «Это просто дружеская симпатия».

Кроули всегда звонил и приезжал сам, Азирафаэль даже не знал номер его телефона и не был уверен, есть ли смысл его узнавать из-за частых разъездов владельца. Когда он спрашивает, откуда у Энтони номер книжного, тот пожимает плечами, мол, в справочнике было найти проще простого.
Они кормят уток в Сент-Джеймском парке, и Кроули с переменным успехом пытается попасть птицам в голову. Азирафаэль лишь качает головой на такое ребячество и думает, когда, наконец, прозвучит фраза, что кормить уток скучно, как и все его варианты для коротания вечера. Фраза до сих пор не звучит, и он одёргивает себя, чтобы не начать нервно смотреть на часы, засекая время.
У Азирафаэля совершенно нет амбиций, и он не представляет эту упорную тягу к победе, которой пышут все спортсмены — и Энтони тоже. Он беспокоится о тех вещах, которые не вызывали почти никакой реакции у собеседника. Ну, разве что фырканья, означающего, что паниковать, по его мнению, нет смысла. Что отлетающий пласт резины, когда-то бывший колесом, или столкновение с другим болидом — мелочь. Азирафаэль читал об аварии, и думает, что после неё все столкновения достаточно мелкие. Он молчит о прочитанных статьях, потому что у него есть такт, а вместо этого говорит:
— От старины Фелла мне осталось несколько бутылок превосходного вина…
— И ты не притрагивался к ним несколько лет? Ты действительно ангел, — смеётся Кроули.
Азирафаэль смущённо улыбается, глядя в небо, и продолжает:
— Вообще-то, я хотел бы это исправить, если ты не против составить мне компанию.
— Пойдём, ангел, — видимо, Кроули понравилось это обращение. Жизнь одного владельца книжного магазина в Сохо станет немного сложнее, если данное обращение плотно войдёт в обиход. А оно, конечно же, войдёт, только Азирафаэль об этом не подозревает, теша себя надеждой.

Кроули растекается по дивану, стягивая очки. Он впервые снимает их на памяти Азирафаэля. И, хотя тот в курсе цвета его глаз, но всё равно старается не пялиться на янтарный, бликующий жёлтым и ореховым оттенками. Такой красивый, что прятать его было почти что грехом. Энтони был очень «почти что грешен», таская солнцезащитные очки практически круглосуточно, помимо гонок и некоторых медиа-мероприятий.
— Мои растения так одиноки, — выхватывает Азирафаэль фразу, пропустив начало тирады.
— У тебя есть растения? — они пили уже вторую, а возможно и третью бутылку, и разум немного плыл.
— Есть. Очень, очень хорошие растения, — соглашается Энтони. — И их некому поливать.
Он умалчивает — или забывает — о том, что сам отдал запасные ключи консьержу как раз для этих целей. А, быть может, ему хочется предложить одному белокурому ангелу взять на себя эту обязанность, и он решал, уместно ли предложить это.
— Я мог бы делать это, — качает головой Азирафаэль. — Поливать твои растения, пока тебя нет в городе. Посмотрю, как ты живешь.
— У меня есть кабельное! Ты мог бы смотреть трансляции у меня, а не в этом дурацком интернет-кафе. Да и не только трансляции. Что угодно, ангел.
— Прекрати называть меня ангелом.
— Тебе подходит, — фыркает Кроули, как будто это всё объясняет.
— Ну, если ты так говоришь, дорогой мой, — Азирафаэль улыбается в бокал, хитро глядя на откинувшегося на спинку дивана мужчину, проверяя его реакцию.
— Один — один, да? Я завезу ключи перед отлётом.
Пьяная беседа виляет из стороны в сторону, Кроули предлагает обменяться номерами мобильных, но Азирафаэль мотает головой, сотового телефона у него по-прежнему нет.
— Ты ужасно старомоден, — сетует Энтони.

Кроули действительно приезжает, чтобы отдать ключи. Нет, не так — он приезжает, чтобы отвезти Азирафаэля в свою квартиру и лично объяснить, какие растения с какой частотой нужно поливать. Он относился к этому очень серьёзно, всё то время, пока жил исключительно в Лондоне и участвовал исключительно в заездах ретро-машин.
— Почему именно Бентли? — спрашивает Азирафаэль.
— Она… эта махина как противоположность болиду. В тот момент это было почти единственным, что меня интересовало. Я скучаю по ней, когда уезжаю. Иногда хочется выйти из отеля и сесть в свой автомобиль. Просто прокатиться по городу.
Азирафаэль поворачивает голову и смотрит. Наблюдает за уверенными движениями, зная, что тандем из этой машины и этого водителя побеждал в заездах ретро-автомобилей, где-то между гонками на выносливость в Ле-Мане и Второй Формулой. Эта машина вернула ему веру, думает он, но не может проговорить свои догадки. Энтони замечает пристальный взгляд и нервно дёргает уголком губ, что ближе всего к улыбке. В Лондоне ночь, и Азирафаэля выдернули из постели неожиданным звонком, потому что Кроули, видите ли, чуть было не забыл. А теперь он немного ускоряется, рисуясь, прыская на попытки призвать к совести и сбавить скорость. Только что радостных ребяческих возгласов не издаёт.
«А потом тебя поведут в спальню и разложат на хозяйских простынях», — думает Азирафаэль, когда его берут за руку, проводя мини-экскурсию. Кроули как раз объясняет про кабельное, сразу настраивая нужный канал, чтобы оставалось только включить. Ладонь его прохладная и сухая, с тонкими пальцами и загрубевшей кожей.
— Не слишком быстро? — на недоумённый взгляд вынырнувшего из своих мыслей Азирафаэля Энтони чуть сжимает его ладонь в своей.
— Кхм. Кажется, в самый раз, — он немного двигает пальцами в сильной хватке и не смотрит в глаза, спрашивая себя, готов ли к поцелуям, и помня об опасной близости кровати. — Куда на этот раз?
— Бельгия. Потом сразу в Италию. Вернусь ориентировочно через пару недель. Ну, если меня не утянут сразу же в Сингапур, — Кроули морщится. — Начинаются прыжки по континентам, я не знаю, как и на сколько смогу вырываться. У ангелов бывают отпуска?
— Не знаю, как у ангелов, а вот у владельцев книжных магазинов, в принципе, бывают, но они не пользуются ими уже несколько лет.
— Дай угадаю, ровно столько же, сколько они владеют неким книжным магазином.
— Примерно так.
— Поехали, — шепчет Кроули. — Куда-нибудь. В Японию, к твоим любимым суши.
— Я подумаю. Когда у тебя рейс?
— Утром. Ложиться уже бессмысленно, подремлю в полёте.
Энтони довозит его обратно, выключает игравшую Queen, и Азирафаэль повинуется влиянию момента, когда тянется к водительскому сидению для секундного прикосновения к уголку губ.
— На удачу, — поясняет он замершему Кроули и выскакивает из машины.

3. Жажда

Губы непроизвольно растягиваются в улыбке, стоит только ему вспомнить прощание с Азирафаэлем. Вельзевул косится на него с подозрением, но молчит, даже не отпуская язвительных комментариев, что он витает в облаках.
Где-то в Лондоне как раз в это время курьер заходит в книжную лавку в Сохо, чтобы передать её владельцу коробку. В ней лежит смартфон, сим-карта и наскоро нацарапанная записка.
Он получает смс — и обещает себе научить Азирафаэля пользоваться месседжерами по приезду — после обеда. Между Лондоном и бельгийской трассой в Спа всего час разницы во времени, это не Америка или Бразилия, этапы в которых будут в ноябре. Можно было не бояться разбудить другого.
Вечером после свободных заездов ему приходит очередное пожелание успехов, теперь более конкретных — в завтрашней квалификации. Кроули набирает в ответ «Ты желаешь мне успехов так, будто пообещал поцелуй за каждое полученное в гонке очко». И в ожидании ответа считает круги секундной стрелки на часах.
«Если это будет достаточной мотивацией для тебя, дорогой мой», — он вспоминает робкий взгляд из-под ресниц и теплое дыхание возле самых губ и жалеет, что не повернул в тот момент голову, набирая:
«Будет, ангел, обязательно будет».

Он спрашивает, нужно ли что-нибудь привезти из Бельгии или Италии, их следующих пунктов назначения, но получает в ответ лишь благодарность за подаренный телефон. Он решает взять бутылочку настоящего итальянского вина, за то Шато Лафит, которым Азирафаэль угощал его.
Они говорят о растениях Кроули, о грядущей поездке Азирафаэля в Тадфилд — тому нужно выкупить очень важный томик какой-то предсказательницы, Агнессы Псих. Энтони тут же вызывается водителем, поездка выпадает как раз на то время, когда он планировал вернуться в Лондон перед Сингапуром. Кроули с грустью думает, что это возвращение будет последним в сезоне, следом ожидаются мотания между континентами, и на него наверняка ополчится вся команда — да и собственный организм заодно — если он будет прыгать через океан, как только выдастся пара свободных суток.
По крайней мере, у них будет телефонная связь, думает Кроули, засыпая. Перед Абу-даби можно будет и заскочить домой, если он сильно соскучится. А за два месяца он соскучится чертовски сильно, он уверен.

Ты чертов перевозбуждённый подросток, говорит он себе, подставляя руку под струи воды. Вода смывает сперму, а он остаётся выравнивать дыхание под душем. Привычная уже дрочка для снятия напряжения превратилась в фантазии об одном конкретном человеке. Это было ожидаемо. Это было похоже на всепоглощающую жажду даже не обладания, а банальных касаний. Он думает о том, каким будет Азирафаэль в его объятиях, и запрокидывает голову, подставляя лоб под струи. Немногим после он шутит в трубку, развалившись в кровати — «В чём ты сейчас?» — и Азирафаэль на той стороне сопит так, что непонятно, обиделся он или смутился.

Он фотографирует какие-то итальянские улочки, урывками. Отправляет их Азирафаэлю. Получает «Ты бы прижился здесь, дорогой. Ходил бы в этих своих очках, шортах, шлепанцах и широкой белой рубахе по собственному винограднику. Такой же загорелый и взъерошенный.»
«Так, добавлю ещё один вариант в список планов на старость. А пока, не обещаю шорт и шлепанцев, но рубашка на мне. Ты писал про расстёгнутую?» И он скидывает селфи, улыбаясь в экран так, что болят щеки. Абсолютно неважно, что он в это время находится не на собственном винограднике, а на кровати одной из трех комнат пилотов в Монце. Загорелый, взъерошенный, в расстёгнутой белой рубахе, открывающей острые ключицы и редкие волосы на груди.

У Кроули приподнятое настроение и десять обещанных поцелуев за пятое место, по одному за каждое очко. Впереди заезд в Монце и все шансы увеличить их количество, возможно, даже вдвое. Впервые за долгое время у него правильная мотивация.
— Думаю, после гонки в Спа вы полностью реабилитировались после непростой первой половины сезона. Между нами, ходят шутки, что у вас появился ангел-хранитель.
Кроули смеётся над словами журналиста вместе со всеми. Чуть позже он обязательно напишет, ну, или расскажет Азирафаэлю о проницательности местных.
Когда он подписывал контракт, то надеялся, в том числе и на плотный график — двадцать одна гонка с марта по ноябрь, не считая зимних тестов и прочих тренировок. Это как раз для него, думал Кроули. Вспомнить, что такое частые поездки и загруженность. Чего он не ждёт, так это того, что однажды под колёса Бентли выскочит Азирафаэль.
Энтони продолжает злиться на Хастура, слишком часто тот прёт на обгон, слишком близко, практически впритык. Они сталкиваются колёсами, повреждений нет, но Хастура отправляют менять шины, а он мчится дальше, обходя болид Макларен. Возможно, стоило бы когда-нибудь дать сокоманднику выйти вперёд, просто посмотреть, что будет происходить дальше. Кроули шипит, когда ему не удаётся обойти машину Хаас.

— Ты же не собираешься сбегать, Кроули? — Вельзевул стоит за его спиной, скрестив руки.
— И не думал, — честно заявляет он. Потому что думать-то было не о чем, билеты уже лежат в его внутреннем кармане. Его отсутствие, конечно, могут воспринять как неуважение, но не то, чтобы его это беспокоит.
— Кроули.
— А потом я буду хорошим мальчиком и не буду дёргаться до самого Абу-даби. Одна поездка в Лондон, а потом я буду в полном распоряжении команды на целых два месяца.
— Тренировки.
— Я знаю. Буду заниматься в Лондоне. Когда я тебя подводил? — он широко улыбается.
— Тогда следи, чтоб тебя хорошо кормили. С усиленными тренировками в Сингапуре в весе ты потеряешь достаточно.

Азирафаэль разговаривает с растениями. Он доверяет им свои мысли о том, как чудесен их хозяин, и растения в такие моменты согласно шевелят листьями. Ну, или ему так кажется, потому что он сам касается их в этот миг. Он берёт то пульверизатор, то кусок влажной ткани, усердно смачивая листы, и размышляет, о чём размышлял Энтони, когда делал то же самое. Говорил ли он, что сегодня они особенно зелены? Делился ли своими мыслями?
Он заходит только в оранжерею и в кабинет, где стоит телевизор. Изредка закатывает глаза, глядя на трон. Но садится только потому, что выбора не предоставляется. Пишет сразу после окончания гонки слова поддержки, зная, что их увидят. Просто сидит и думает, каково это, жить здесь. Возвращается домой, неспешно шагая от Мэйфэра до Сохо. Отвечает на звонок.
— Доброй ночи, Энтони. Нет, не сплю. Задержишься? Жаль. Так, когда ты теперь прилетаешь? Ты обещал свозить меня в Тадфилд, — напоминает он.
— А ты задолжал мне целых восемнадцать поцелуев, ангел. Видишь, какое совпадение, мы оба заинтересованы.

Они договариваются не встречаться в аэропорту, поэтому он добирается до квартиры и душа в одиночестве, прежде чем сесть за руль Бентли.
— Какие планы на вечер, дорогой? — невозмутимо спрашивает Азирафаэль.
— Я купил вино в Монце. Так что планы на вечер включают его, тебя и, — Энтони понижает голос, будто делясь сокровенной тайной, — мои обещанные поцелуи.
Азирафаэль предсказуем — смущенно улыбается и немного розовеет, но стреляет своими небесными глазами так, что нечто внутри Кроули замирает и довольно шипит.
— Я хотел бы отдать часть долга прямо сейчас, — выдыхает его ангел, внезапно оказавшись совсем рядом. Они стоят у колонны в только что закрытом книжном, так что о нежданных покупателях можно не думать.
Кроули преувеличенно серьёзно кивает и снимает очки. И получает поцелуй в щеку.
— Один, — хитро улыбается Азирафаэль, отстраняясь и уже почти делая шаг назад, но его притягивают обратно, придерживая за локти.
— Нет, это не тянет даже на половину, — Энтони одновременно разбирает возмущение и смех от такого коварства. — Я имел в виду немного другой вид поцелуев.
— Может, покажешь, что именно ты имел в виду?
Шаг, разворот — и Кроули прижимает мягкое тело к колонне, придерживая затылок и положив вторую руку на щеку. Это как глоток воды, нечто очень нужное. Нечто со вкусом десерта из ближайшей кондитерской. Ладони опускаются на его плечи, такие же несмелые, как и губы, повторяющие движения вслед за Кроули.
— Примерно так, — говорит он.
Азирафаэль целует с открытыми глазами, медленно, сосредоточенно изучая неизведанную территорию. Он перехватывает руку Энтони, сплетает их пальцы. Касается подбородка и шеи. Скользит меж губами самым кончиком языка, сразу же убирая его, но Кроули пораженно выдыхает и приглашающе раскрывает губы, не собираясь перехватывать инициативу.
— Три. Я думаю, пока хватит. У нас впереди весь вечер, — говорит он после недовольного стона. — И не только.
Кроули издаёт недоверчивое хмыканье, приподнимая бровь.
— Не только сегодня, — исправляется Азирафаэль. — Ты приехал на… пару дней? Хотел приехать на неделю, но тебя задержали, и получилось прилететь на два-три дня, я правильно понимаю?
— А я так понимаю, ты планируешь зажать мне ещё пятнадцать поцелуев. Очень дерзко с твоей стороны, ангел.
— Когда я соглашался, речи о выплате долга единовременно не шло, — он смотрит на Кроули открыто и честно, чуть вздёрнув нос, уверенный в своей правоте, со смешинками в глубине глаз. — Открывай лучше своё вино. Змей, — проводит он их сплетёнными пальцами по татуировке на виске, прежде чем выбраться из хватки Энтони, оставляя того пару секунд смотреть в колонну.

— Восемнадцать, — шепчет Азирафаэль в губы, отодвигается, смотрит пару секунд очень внимательно и тянется к губам вновь. — И ещё один для меня.
Кроули сжимает его талию крепче, перехватывает инициативу, впитывая всем собой последние секунды их объятий.
— Береги себя, — доносится до него сквозь гулко стучащую кровь.
В аэропорт, как и из него, он едет один. Не то, чтобы он настолько известен, не то, чтобы их не смогли бы заснять в Сент-Джейме или Ритце, но так было проще. Он не любил прощания.

Единственный способ охладиться во время тренировок в Сингапуре — ванны со льдом. Все они залезают туда прямо в форме, Кроули блаженно шипит, опуская руки на бортики пластиковой ёмкости. Волосы слипаются и торчат во все стороны, становясь из медных почти коричневыми. Хочется окунуться с головой, но он только проводит мокрыми руками по лицу, слизывает солёную от пота влагу с губ и поднимается, чтобы вернуться.
— Сыпаните и мне за шиворот, ребята, — кричит Лигур механикам, которые остужают двигатель сухим льдом.
— А в штаны тебе не насыпать? — кричат тому в ответ, раздаётся смех и всплеск — их тест-пилот только что занял место, освобождённое Кроули.
Вечером он отправляет фото в ванне, с подписью «Не могу остыть после прощания», а потом объясняет, что при жаре примерно в пятьдесят градусов иначе никак не спастись. Они перекидываются сообщениями до полуночи, и Азирафаэль желает в ответ спокойной ночи, хотя в Лондоне только время пятичасового чая.
Кроули заново открывает счёт поцелуев за каждое очко и оптимистично надеется, что к Абу-даби их накопится около сорока. А потом они, возможно, перестанут вести счёт.

Он открывает дверь и шагает в освещённую прихожую. Он немного растерянно ставит дорожную сумку на пол, потому что он не оставлял свет включенным. Азирафаэль тут же выступает на свет из коридора и улыбается.
— Прости, я решил дождаться тебя. Я как раз поливал цветы, когда ты позвонил.
Кроули даже перестаёт мигать, когда смотрит на Азирафаэля, с этой его смущенной жестикуляцией и мягкой улыбкой. Его ждали. Пока он нервно дёргал коленом на сидении такси, в кресле самолёта. И даже взбегал по лестнице с ощущением секундомера внутри. Потому что по плану он дольше затратит на перелёт в обе стороны, чем на нахождение на британской земле. Но это того стоило. Он не просил, но его словно поняли без слов.
Азирафаэль замирает на полуслове, когда замечает обращенный на него немигающий взгляд, и неуверенно улыбается. А Кроули бросается вперёд. Хватает пары шагов, чтобы прижать к стене и жадно поцеловать цель его пребывания в Лондоне. Цель слабо постанывает, ерошит волосы на затылке и в целом такая отзывчивая, что он притирается к мягкому бедру своим твёрдым членом через рекордно короткое время.
Азирафаэль чуть переступает с ноги на ногу, позволяя протолкнуть колено между ними. Они не раздеваются, просто целуются и трутся друг об друга. Энтони получает довольно чувствительный поцелуй-укус в шею и руку на заднице. И он практически восхищен тем, что его скромный владелец книжной лавки оказывается не таким уж и скромным. Сам-то он уже отвёл себе роль змея-искусителя, соблазняющего невинного ангела на дьявольские пороки.
Он думает обо всём том, чем они займутся, как только у них появится больше времени друг на друга. О том, что Азирафаэль будет стонать так же тонко, так же смотреть своими потемневшими глазами и так же подаваться навстречу каждому толчку. Он кончает, и теплые руки крепко держат его под рёбрами.
— Тебе надо?.. — он тянет было руку к штанам.
— Тебе надо в душ, — перебивает его Азирафаэль, целуя в висок.
От препирательств и падения на колени, чтобы завершить начатое, Кроули отрывает какой-то шум. Он просыпается и пятно на простыни выглядит как улика.

4. За океаном

Азирафаэль улыбается своим мыслям в абсолютно случайные моменты и постоянные покупатели – если можно называть так тех нескольких человек, которые заглядывают к нему иногда больше за беседой, чем за покупкой – понимающе улыбаются в ответ, если эта случайность происходит во время разговора с ними. Он из раза в раз смущается, до желания закрыть руками лицо. У них было несколько встреч – свиданий, поправляет себя Азирафаэль; восемнадцать поцелуев – двадцать, поправляет он себя, если считать поцелуй Кроули после «неправильного первого поцелуя» и тот, который он обозначил как «для себя» после окончания счёта. Поцелуй «на удачу» и псевдо-первый поцелуй в щеку Азирафаэль не засчитывает. Но помнит о них. Ровно так же, как помнит ощущение прижатых к его губам губ Кроули. Он не считает себя экспертом в этом деле, но позволение вести, смакуя каждую секунду, кружило голову.
Они останавливаются где-то на трассе между Лондоном и Тадфилдом по просьбе Азирафаэля. Потому что тому пришла в голову идея вернуть одну восемнадцатую долга именно в этот момент. Он запускает руку в вечно растрёпанные волосы Энтони, ероша их ещё больше. В ответ длинные пальцы путаются в его кудрях, легко потягивая, и, когда Азирафаэль отстраняется, то пару секунд не может отвести взор от потемневших глаз с расширенными зрачками. Сердце гулко стучит в груди и он сглатывает, откидываясь на сидение и притираясь к нему спиной. Конечно, он знает, к чему катятся их встречи, вот это вот всё, но неприкрытое желание в янтарных глазах не то, чтобы смущает – просто он к этому не привык. На обратном пути Кроули уже сам останавливается на том же месте и Азирафаэль пару раз растерянно моргает, прежде чем узнать это место и понять, чего от него ждут.
В другие дни он чувствует неуверенность, почти убеждая себя в том, что он просто подвернувшийся экземпляр. В такие моменты он вновь и вновь удивляется тому, что Кроули проводит с ним время, когда вокруг столько других людей, на фоне которых сам Азирафаэль, по своему скромному мнению, проигрывает. Он грызёт себя этим, когда поливает растения, когда занимается такими нелюбимыми финансовыми отчетами, в то время, пока телефон молчит. Однако, стоило раздаться трели звонка или вибрации сообщения, и он тут же забывает свои треволнения. И снова улыбается своим мыслям.

Проходит месяц и Азирафаэль отчаянно скучает, одновременно принижая степень своего желания увидеться с Кроули в своей голове. Убеждает себя – а заодно и Энтони, который периодически нашептывает его в трубку всяческие непристойности – что ждать осталось совсем недолго. Мысль об отпуске вертится на задворках сознания, и однажды он застаёт себя за обдумыванием, Техас или Бразилия. Он притворно тяжело вздыхает и думает, на какую дату лучше взять билет, если он планирует прилететь раньше Энтони и встретить того в аэропорту. Сообщать об этом он пока не планирует, до того момента, пока не прибудет в пункт назначения.
В конечном итоге, он выбирает Техас и едет в кассу аэропорта за билетом, впервые закрывая магазин по личным причинам. Неуверенно улыбается сотруднице, которая оформляет его на рейс. Ещё раз заглядывает в интернет-кафе, чтобы уточнить маршрут от аэропорта до трассы. И да – прочесть последние новости, потому что он больше не покупает спортивных газет. Зачем, если его личный путеводитель в мир гонок в одном телефонном звонке.
Он отдаёт ключи от квартиры Кроули консьержу с просьбой поливать цветы ближайшие пару недель. У него уже заготовлено оправдание на случай расспросов, которое так и не пригождается. Он уходит, не представляя, что до передачи ключей ему они хранились именно у консьержа, но тот был слишком учтив и прозорлив, чтобы открывать тайны. Ну, или пребывал в уверенности, что Азирафаэль в курсе.

Он устраивается в кресле, из вежливости перекидывается парой фраз с соседкой. Внутри в равной степени вспыхивают предвкушение и сомнения в правильности поступка, и этот клубок мыслей он провезёт с собой через океан. Вероятно, это первая его авантюра с тех времён, как он решает оставить себе книжный после окончания указанного в завещании обязательного срока владения.

Аэропорт пронизан светом, помятый дорогой Энтони в своей тёмной одежде поглощает этот свет, сверкая бликами на очках. Вот он среди своей команды, а вот – уже замирает напротив Азирафаэля. А у того совершенно вылетают из головы какие-то слова, кроме банального «Привет». Его щетина колется, но это терпимо, когда тебя целуют посреди наводненного людьми аэропорта Остина, и это так сладко, и одновременно страшно. Он думает, вот ещё одна секунда, вот ещё одно движение языка по кромке губ и глубже, и он отстранится, преисполненный возмущением за прилюдное «приветствие», но этого так и не происходит. А потом его теребят за рукав, и он выныривает из сна, непонимающе фокусируя взгляд на стюардессе, которая уже второй, а то и третий раз напоминает о скорой посадке.

– Не разбудил? – раздаётся в трубке, привычным вопросом для их последних разговоров. Гонка в Мехико была сутки назад и Азирафаэль поздравляет – упорно продолжает поздравлять с любым местом в таблице – и старается не выдать волнения в голосе, потому что в этот момент собирается в аэропорт.
– Ох, нет, Кроули. На самом деле, я, – он сглатывает и продолжает, – я сейчас в Остине.
– Ты что? – восхищенное недоверие в голосе Энтони заставляет его улыбнуться.
– Знаешь, я мог бы сказать, что оказался здесь совершенно случайно, в погоне за очередной редкой книгой. Но нет, я приехал в Техас специально, чтобы увидеться с тобой. Ну, я надеюсь, что мы сможем пересечься, потому что я не знаю твоего расписания. Я даже не знаю того места, где ты остановился. Я попросил консьержа поливать твои растения, и, – Азирафаэль садится на гостиничную кровать, лишь бы не ходить из угла в угол, – Прости, я тараторю.
– Ты, ты… – голос Кроули становится мягче, и он бессильно фыркает, судя по звукам, откидываясь на постель. – Ты ангел.
– Когда вы приезжаете? – Азирафаэль мысленно благодарит кого угодно за то, что его порозовевших щек никто не видит.
– В четверг утром. Тестовые заезды уже в пятницу.
Кроули рассказывает о том, что пилоты не останавливаются в каких-либо отелях, потому что у них есть комнаты в моторхоумах команд, которые привозятся и собираются перед каждой гонкой рядом с трассами. Он говорит, что в этом сезоне их «дом на колесах» полностью деревянный и выглядит так, что ни за что не догадаешься, что он тут только на несколько дней. Азирафаэль спрашивает, как ему Мексика, и Энтони только усмехается в ответ, потому что времени на окультуривание у них катастрофически мало. Он может рассказать, какая была погода, сколько раз он был практически в дюйме от касания колесами с другими болидами, но вряд ли о личном топе забегаловок и мест для прогулок, если дело не касается Лондона.
– Тебе придётся брать на себя всю культурную программу, – резюмирует он в трубку. – Уж прости, не могу составить тебе компанию, разве что после гонки. Этап в Сан-Паулу через две недели, так что.
– Для начала тебе нужно приехать в Америку, дорогой.

Кроули наблюдает за началом разбора моторхоума с кривой усмешкой и старается не показывать своего нетерпения, особенно перед менеджером собственной команды. Через пару суток они будут на одном континенте, в одной стране и одном городе, а уж как им пересечься на этом клочке земли, они придумают. «Не встречай меня», пишет он перед вылетом. Он не любит прощаний, но и вот таких вот встреч нужно пока постараться избегать. «Можешь пока готовиться к взысканию двадцати шести поцелуев», отправляет он следом и весь полёт жалеет, что не спросил, где поселился Азирафаэль.
Болид в симуляторе раз за разом врезается во что попало и его просят быть более сосредоточенным. Он приводит дыхание в норму, прежде чем смириться, что они не увидятся до свободных заездов – и то Азирафаэль будет наблюдать с трибуны, – и продолжить. «Я видел тебя в аэропорту, но не стал подходить», читает он после окончания тренировок и бессильно шипит. Он вымотан, за окном ночь, а на трассе нужно быть уже с утра. Между ними чуть меньше девяти миль и это намного меньше, чем готов преодолеть Кроули и пролетел Азирафаэль. Он вызывает такси и еле дозванивается, чтобы узнать номер, в который заселили гостя с очень ангельским именем.

Азирафаэль открывает дверь, сонно моргая. Светлые кудри растрепались, две верхние пуговицы пижамной рубашки расстегнуты. Он не сопротивляется, застигнутый врасплох, когда Энтони резким движением закрывает дверь и прижимается всем телом, целуя прямо как в своём сне. Кроули не сразу разбирает шепот, потому что переходит с губ на шею, да так и остаётся стоять, уткнувшись в сгиб между шеей и плечом.
– Кроули… – ему массируют заднюю поверхность шеи, чуть царапая короткие волосы на затылке и тем самым посылая мурашки по всему телу.
– Я так соскучился, – он перебивает все возражения поцелуем. Азирафаэль снова переплетает их пальцы, а Кроули ловит вторую руку, поднимая их сплетённые ладони над головой.
– У тебя завтра заезды с утра, – констатирует факт Азирафаэль, не делая, впрочем, попыток отстраниться.
– Ты покажешь мне, где у тебя тут кровать и разбудишь, идёт?
Кроули засыпает, стоит ему прижаться к теплому телу под одеялом, и не догадывается, что в очередной раз всколыхнул мысли о том, не быстро ли всё происходит. Для него всё было в самый раз – клетчатая пижама под щекой и рука, мягко перебирающая волосы.

Дайри ругается на превышение знаков, поэтому окончание в комментариях

@темы: категории: слэш, творчество: фанфикшен, supernatural beings: Aziraphale, supernatural beings: Crowley, x: Aziraphale/Crowley, категории: АU, рейтинг: R

---

Good Omens на Comic Con Ukraine

[marla666]

Мы сделали это! Встреча ангелов и демонов на Comic Con Ukraine прошла прекрасно, и у нас есть тому фотодоказательства и благословление от Нила Геймана















Спасибо всем, кто принял участие и поддержал морально

автор фото - www.instagram.com/alexblaur/

@темы: !разное, творчество: косплей, x: Aziraphale/Crowley

---

а не замутить ли нам фест?

[Lucifer is my pet]

UPD. поступило предложение провести фест-недельку. её безусловный плюс в том, что можно творить что угодно, лишь бы в рамках заявленной темы. возможные темы:

по жанрам

по жанрам:
флафф/романс
драма/ангст
юмор/стёб/крэк
приключения/детектив
кроссовер/ретеллинг
AU
PWP
UST
мистика/хоррор

так как тут больше, чем 7 штук, можно как-нибудь их объединить/перетасовать или просто выкинуть некоторые

по персонажам

по персонажам: перемешать персонажей и назначить по 2-3 на каждый день, чтобы работа обязательно содержала их всех (или кого-то одного, если это будет слишком сурово)

что скажете? (к сожалению, новую голосовалку к посту прикрутить не получается)

ранее в сериале

дорогие софандомцы, возникла идея организовать какой-нибудь фест (сейчас есть небольшой на Холиварке, однако тамошний формат не всем удобен). но чтобы организовать, надо чтобы кто-то готов был участвовать. предлагаю посчитаться

и если у вас есть какие-то конкретные идеи/предложения, пишите в комментарии)

картиночка для привлечения внимания

(с)

запись создана: 17.09.2019 в 23:09

@темы: !обсуждение

---

[поросенок М]

Название: Груминг для ангела
Автор:  поросенок М
Размер: 1357 слов
Пейринг/Персонажи: Азирафель/Кроули
Категория: слэш
Жанр: крэк, юмор, романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Кроули сделает для своего ангела все, что тот захочет.
Примечание/Предупреждения: Написано по заявке с Холиварфорума.
Продолжение вот этого фика: ficbook.net/readfic/8532239

Херувимы — ангелы с четырьмя головами (тельца, орла, льва и человека). Часто эти сущности составляют единое целое, реже — разделяются.
*В каноне ангелы — бесполые существа, и для определения этого самого пола должны приложить некоторые усилия.
Размещение на других ресурсах: ficbook.net/readfic/8643996


Азирафель вил из него веревки, помыкал как хотел. Втерся в доверие, поманил лаской и теперь пользовался безотказностью Кроули. Началось все с невинного: «Посмотри, у меня левое крыло на спине чешется — может, перо сломалось?».

Кроули посмотрел. Он перебрал все перья левого крыла на спине, стараясь не попасть пальцами в глаза, которые Азирафель даже через месяц после повторного становления херувимом не научился контролировать — сломанного так и не нашел. На следующий день все повторилось, только теперь с правым крылом на груди.

Кроули понял, откуда дует ветер, и предложил проверить сразу шесть крыльев — мало ли что. Ангел согласился, улыбнувшись так, будто выиграл в лотерею века. За эту-то улыбку Кроули и продался с потрохами. И за возможность трогать Азирафеля и слушать его довольные тихие стоны, когда основания перьев касались пальцы.

Жаль, что к этому великолепию в довесок полагался совершенно не симпатичный демону зоопарк. Вол громко мычал, лев яростно порыкивал, а орел требовательно клекотал, пока Кроули ласково зарывался в нежный подпушек крыльев. Его собственная змея возмущенно шипела на этих нетерпеливых созданий. Задняя комната магазина Азирафеля наполнялась гвалтом. И теперь наполнялась она им все чаще — если быть откровенным, ежедневно.

Конечно же, однажды это случилось. В перерывах между стонами Азирафель спросил:

— Дорогой мой, как ты думаешь, будет наглостью, если я попрошу тебя расчесать гриву льву?

— Будет, — уверенно ответил Кроули.

— Но ты расчешешь? — Азирафель улыбнулся и посмотрел на него своими сияющими глазами.

— Расчешу, — буркнул Кроули. — Только с крыльями закончу.

Змея-предательница на его голове зашипела не осуждающе, а радостно, когда ангел поманил ее пальцем, и, соскользнув с плеч, уползла к нему на руки, где свернулась кольцами. Несколько десятков глаз тут же заструились по Азирафелю и окружили змею. Они смотрели с любопытством.

Кроули стало обидно — на него они обычно таращились с осуждением.

— Не балуй ее.

— Вот уж нет. Видишь, она начинает линять? Я могу ей помочь.

Пока Кроули от такой несправедливости хватал ртом воздух, ангел массировал чешуйчатый хвост змеи пальцами. Та извивалась на его коленях, подставляя бока и живот.

— Ты не останавливайся, — отвлекся от поглаживания Азирафель. — Осталась половина крыла, и тебя ждет лев.

Кроули что-то пробурчал, позавидовав блаженствующей змее, и случайно — совершенно случайно! — сломал перышко. Глаза тут же зашевелились и перетекли рекой на пострадавший участок, окружая его. Они скакали с места на место и гневно таращились на провинившегося демона.

— Прости пожалуйста, — попросил Азирафель, — они сейчас успокоятся.

— Займусь-ка я пока львом, — мудро решил Кроули, щелкнул пальцами, и у него в руках оказалась расческа.

Лев развалился на спине. Он подергал задней лапой, свесил от удовольствия язык и тут же залил слюной многострадальные брюки Кроули. В прошлый раз им досталось от вола. Теперь же ко всему прочему они покрылись рыжей шерстью.

Кроули сатанел под алчными взглядами вола и орла. Судя по воплям, они тоже встали в очередь на поглаживания, даже не спросив его мнения. Когда демону показалось что он сейчас взорвется, Азирафель поднялся, спустил на пол разомлевшую змею и громогласно скомандовал:

— Брысь!

Животные заметались. Лев вывернулся из-под Кроули и чуть не снес его, вол и орел перестали смотреть на демона, как на деликатес, — все ринулись в сторону торгового зала. К удивлению, туда же устремились те глаза Азирафеля, которые Кроули считал лишними. Они собрались роем, разделились на три группы, метнулись к животным и налипли на них вдобавок к уже имевшимся. Теперь все это моргающее великолепие висело гроздьями, полностью покрывая шкуры.

Воющая и галдящая толпа животных исчезла за дверью. Азирафель чуть склонил голову в сторону оставшейся на полу змеи.

— Уползи к ним, дорогая.

Прошипев что-то обидное, змея медленно и с достоинством удалилась следом.

— Тишина-а, — блаженно протянул Кроули и упал на диван. — И не смотрит никто.

— Подвинься, пожалуйста, — попросил Азирафель, убрал крылья, присел на подлокотник и добавил: — Я смотрю.

— Тебе можно.

Кроули решил проявить свою лучшую и коварную сторону: схватил Азирафеля за запястье и потянул его на себя. Ангел смотрел так доверчиво и счастливо, что это казалось Кроули особенно нечестным — настолько он млел от этого взгляда. Он демон: злой, коварный, подлый, нечестный, — он готов кинуть бросить к ногам Азирафеля целый мир и себя впридачу за одну улыбку. Ну, расчесать и погладить весь зоосад уж точно!

— Ты что делаешь? — спросил Кроули севшим голосом.

— Делаю тебе приятно, — Азирафель прижался губами к его кадыку, влажно дотронулся языком до редких чешуек на коже, чуть подцепляя их кромку.

Кроули честно считал, что знает о соблазнении все. Наверное, так и было: о соблазнении людей он действительно знал все, но об ангелах-искусителях слышал впервые. Хитро улыбаясь, Азирафель притиснулся к нему бедрами, и Кроули почувствовал...

— Ты возбужден!

— Конечно, мой дорогой, — глаза ангела смеялись. — Ты так ласково меня трогал, и я решил, что мне необходимы определенные части тела.*

Кроули подумал, что его сейчас хватит удар. Столько ждать, намекать, соблазнять… А для успеха оказалось достаточным перебрать перья и даже не до конца расчесать льва!

Азирафель дернул демона за галстук.

— Это необходимо снять.

— Снимай.

Кроули извивался на диване под ласковыми ладонями, бесстыже трогавшими его везде. Он и не заметил, как ангел ловко избавил его от одежды.

— У тебя был когда-нибудь подобный опыт? — уточнил Азирафель.

От такого неожиданного вопроса Кроули сел и возмутился:

— Я ведь демон! Конечно! А у тебя?

Еще полчаса назад он полагал, что ответ будет отрицательным. Сейчас же, доведенный потенциальным девственником до невменяемого состояния за несколько минут, не был так уверен.

— Разумеется, — пернатый паршивец даже не смутился. — Несколько раз я дарил утешение. И однажды этим закончилась попытка согреть.

— Странные у тебя представления об утешении.

Ревность к неизвестным смертным накатила и тут же схлынула — демон забыл о них, когда Азирафель стянул с себя брюки вместе бельем и жарко прижался, мазнув влажным членом по животу Кроули.

Тот всей кожей ощущал, какой ему достался замечательный ангел. Хотелось кричать от восторга — противиться было совершенно невозможно, когда Азирафель, хитро улыбнувшись, сполз ниже и подул Кроули в пах. Пришлось распахнуть глаза пошире, чтобы ничего не пропустить и все запомнить. Азирафель потерся кончиком носа вверх-вниз по его члену и…

Бум! Что-то огромное ударилось в дверь со стороны торгового зала. Послышались рев, клекот, мычание и шипение. А потом новый удар сотряс дверь.

— Чего это они? — Спросил Кроули без особого интереса.

— Теряют терпение. Мы, как им кажется, здесь слишком долго.

— Пусть идут к дьяволу…

Азирафель, по мнению Кроули, все делал превосходно: читал, ел, говорил, смотрел на него. Секс, как выяснилось, тоже входил в этот список замечательных вещей.
Наверное, демон потерял способность хоть как-то влиять на процесс, когда под непрекращающиеся вопли животных Азирафель взял его член в рот — аккуратно и глубоко. А может, когда вылизывал его бедра и живот после, а может… Кроули чуть не развоплотился.

Когда он оказался с задранной вверх задницей, то мог только подаваться навстречу толчкам и тихо всхлипывать в особенно острые моменты. Правда, его почти не было слышно за продолжающимися ударами и визгом из-за двери…

Кроули даже не понял, как так получилось, что его перегнули через спинку дивана и оттрахали до плавающих звезд перед глазами.

Ангел был теплым, мягким и округлым, ошалевший от счастья Кроули подмял его под себя — восхитительно. Азирафель вздохнул и, зажмурившись, затих.

— Напомни, почему мы так долго тянули?

— Никаких идей, — сонно прошептал он.

К удивлению Кроули, которого все еще потряхивало, ангел действительно заснул. Из-за двери опять послышались шуршание и клекот. Тяжко вздохнув, демон соскользнул с Азирафеля и пошел как был, нагишом, решать накопившиеся проблемы.

Животные сгрудились посреди торгового зала: змея обвивалась вокруг шеи вола, к которому с двух сторон прижимались лев и орел.

— Иди ко мне, — позвал ее Кроули.

Змея, шипя, приползла, но Кроули почувствовал ее недовольство от расставания с пернато-мохнатыми друзьями, когда та свернулась на своем привычном месте.

— Вы! — Кроули ткнул пальцем в оставшихся. Сотни глаз смотрели злобно и негодующе. Демону стало не по себе. Пожалев о том, что на нем нет хотя бы трусов, он продолжил: — Нам иногда нужно уединение. Если в следующий раз будете шуметь, поубиваю и наделаю из вас чучела!

Животные, облепленные глазами, как рождественские ели игрушками, понурили головы. Кроули вздохнул: его методы воспитания цветов были действенными, но вряд ли их оценит ангел, когда проснется.

— Я люблю Азирафеля, — зоопарк встрепенулся. Даже глаза прищурились не злобно, а с интересом (чем именно они слушали его слова, Кроули старался не думать). — Очень сильно люблю и не причиню ему зла. Ясно вам? Не надо к нам ломиться.

Животные продолжали молча на него смотреть.

— Ладно, Бог с вами… М-м-м, да! — Кроули потер лицо ладонями и сотворил себе одежду. — Если не будете так громко галдеть, я могу вас причесать и погладить.

Галдеж был умеренный. Кроули снова вооружился расческой…

@темы: категории: юмор, категории: романс, категории: слэш, категории: крэк, творчество: фанфикшен, рейтинг: R

---

Убедительно просим увести ваших детей от наших голубых экранов(с)

[амитей]

Мультяшное воскресенье к вашим услугам!
Спонсор сегодняшнего вечера - союзмультфильм и егоза
На следующей неделе - продолжение банкета)))
.

.

+15

.

.

.

.

.
[imgd.radikal.ru/d30/1909/aa/a9008a212ad7.png][/img]
.

.

.

.

.

.

.

.

.

@темы: !разное, творчество: другое, категории: юмор

---

"Простуда"

[Renary]

Название: Простуда
Автор:ROksi_ (Renary)
Персонажи: Кроули/Азирафаэль
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Канон: Good Omens (сериал)
Размер: драббл
Описание: На чудесный арт -tafa

читать

Кроули потрогал свой горячий лоб. Вот ведь неудобство какое! Человеческие тела, используемые эфирными сущностями, иногда болели, причём предпочитая подхватывать что-нибудь не слишком серьёзное, вроде простуды. Обычно, почувствовав неладное, Кроули просто щёлкал пальцами, и болезнь устыдившись проходила сама собой.
Но после Армагеддона ангел с демоном договорились ограничить на некоторое время использование своих сил на всякие пустяки. Вдруг тогда Рай и Ад просто забудут о них? Вернее договаривался Азирафаэль, а Кроули просто согласился, посчитав, что ничего плохого не случится.
А тут осень. Неожиданно, прямо после августа. Ну как же так?
И всё бы ничего, но однажды вечером Кроули вдруг пару раз чихнул, а на следующее утро проснулся уже с жутким насморком. Он злобно шмыгнул носом и, посмотрев на себя в зеркало, решил ехать к Азирафаэлю. Это его фантазии виноваты в том, что Кроули лишён возможности исцелиться одним движением мысли. Вот пусть берёт на себя ответственность и лечит!
Пока Кроули добирался до Сохо к имеющимся симптомам добавился ещё и озноб.
Увы, на двери магазинчика красовалась табличка "закрыто". Кроули мог бы открыть и запертую дверь, но ведь магичить нельзя... На что он согласился?
Демон вздохнул и принялся громко настойчиво стучать. В магазинчике что-то упало и, кажется, разбилось, а потом Азирафаэль распахнул дверь и во все глаза уставился на Кроули.
- Ох, дорогой мой, ты же мог просто войти как всегда.
Кроули наградил его возмущённым взглядом и, не дождавшись понимания, чихнул на ангела. Два раза.
- Не мог, - пробормотал он неразборчиво, в нос. - Замок закрыт, а мы не магичим по пустякам. Ведь не магичим же?
Щёки ангела покрылись лёгким румянцем, и Кроули бы обязательно сделал определённые выводы, не будь ему так плохо.
- И не лечимся... - пробормотал Азирафаэль и потянул гостя внутрь. Дверь он снова закрыл. - Тебе нужно согреться.
Кроули, занятый мыслями о собственном отвратительном самочувствии и отсутствии очереди из желающих позаботиться нём в эти трудные минуты, как-то упустил момент, когда оказался на диване в тёплых носках поверх модельных брюк и в шарфе. Вернее, плотно замотанным в необъятных размеров шарф любимой расцветки Азирафаэля. И где он только такой ужас достал?
- Я иногда вяжу, - чуть смутившись признался ангел на невысказанный вопрос.
Носки Кроули решил не комментировать. Тем более стало действительно теплее. Интересно, сможет ли он в таком виде хоть кого-нибудь устрашить? Судя по выражению на лице у Азирафаэля, вряд ли. Кроули чихнул и постарался посильнее замотаться в шарф.
Азирафаэль протянул ему кружку с кокетливыми ангельскими крылышками вместо ручки - свою любимую. Увы, насморк отбил обоняние полностью, не давая понять, что в ней.
- Какао? - обречённо спросил Кроули.
- Ну что ты , дорогой мой, глинтвейн.
А жизнь-то налаживалась!
Кроули подхватил чашку, запихнул ступни ангелу под бедро - пусть греет! - и наконец расслабился.
Вот теперь можно и поболеть.

@темы: творчество: арт, категории: флафф, творчество: фанфикшен, supernatural beings: Aziraphale, supernatural beings: Crowley, рейтинг: G

---

Косплееры Good Omens на Comic Con Ukraine

[mila007]

Дорогие ангелы, демоны, свидетели Апокалипсиса и им сочувствующие! Предлагаем всем, кто планирует в этом году прийти на Comic Con Ukraine в каком-либо образе по книге/сериалу Good Omens, собраться вместе и сделать красивых коллективных фотографий.

Нас ведь будет много, правда?

Где: Comic Con Ukraine, Киев, арт-завод “Платформа” - возле большого знака Comic Con Ukraine, который будет недалеко от входа
Когда: 21 сентября, 14:00-14:30
(Более точные координаты места сбора будут в телеграм-чате и в событиях на фейсбуке и в вк в субботу в районе часа дня)

Отмечайтесь, присоединяйтесь, у нас есть группа в телеграм для быстрой связи: t.me/joinchat/FabyVRPZue4mmWZPmyNFJw

Также актуальная информация будет в событиях:
- Фейсбук: www.facebook.com/events/938639076503367/
- ВК: vk.com/event186317718

Вопросы/предложения - в чат, либо в умыл мне и  marla666.

запись создана: 09.09.2019 в 11:42

@темы: !разное

---

Сходка

[Aivelin]

Москва! Сходочка по Good omens в воскресенье 6 октября в 19.00
тупик станции Новослободская, ждем полчаса.
Мероприятие 16+

---

[~Danu~]

Демон-хранитель всегда приходит на помощь

@темы: supernatural beings: Aziraphale, supernatural beings: Crowley, творчество: gifs

---

Об этом не может быть и речи. Он превратит молитву в фарс(с)

[амитей]

Спонсоры сегодняшнего воскресного вечера der BudaiIka, и Покровские Ворота))
Приступим!
.

.

+25

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.
P.S. На следующей неделе в планах цитаты из мультиков)))

@темы: !разное, творчество: другое, категории: юмор

---

Обои по "Оменсам"

[эстерс]

@темы: творчество: обои, supernatural beings: Aziraphale, supernatural beings: Crowley

---

Не мог не принести это сюда

[mrK]

09.09.2019 в 11:17

Пишет  Кассини:

Само видео для тех кто хочет посмотреть

@темы: !разное, x: Aziraphale/Crowley

---

Клип "Советский крэк #1" (Good Omens)

[Pheeby]

Название: Советский крэк #1
Канон: Good Omens
Автор: Pheeby
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Кроули/Азирафаэль и другие
Категория: слэш, джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Исходники: видео: сериал «Благие знамения»; аудио: цитаты из советских фильмов
Продолжительность и вес: 04:18, 155 Мб

@темы: творчество: фанвидео, категории: юмор, категории: крэк, supernatural beings: Aziraphale, supernatural beings: Crowley, x: Aziraphale/Crowley, supernatural beings: Hastur, supernatural beings: Ligur, supernatural beings: Beelzebub, supernatural beings: Gabriel, supernatural beings: Michael, рейтинг: PG-13

---

воскресенье по заявкам!

[амитей]

У меня кризис идей, поэтому сегодня - день заявок. то есть - вы кидаете в комменты цитату/анекдот/что угодно вербально выраженное, и получаете картиночку с кадрами из Good Omens. Заявки принимаются до понедельника по мск)))
Играем?
.
а для затравки - мои должочки по пожеланиям из Формулы Любви
.

смотреть

[imgc.radikal.ru/c02/1909/de/79fdb37fd55f.png][/img]
.

.

.

.

.
сегодняшний улов)))
.

12 стульев

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

В следующее воскресенье - цитаты из Покровских ворот!

@темы: !разное, творчество: другое, категории: юмор